Существовала также высокая степень вероятности, что онапотащит меня в офис Кировой разбираться. Вместо этого она просто улыбнулась ипотянулась к моим рукам. Я вздрогнула, но не сопротивлялась. Она зацокала,увидев царапины. Сжав чуть посильнее мои руки, она слегка нахмурилась. Яощутила покалывание на коже, сопровождающееся чем-то вроде приятного для ухажужжания, и… все мои царапины закрылись. Возникло, но очень быстро прошлоголовокружение. Меня бросило в жар. Кровь исчезла, как и боль в теле.

Потрясенно открыв рот, я отдернула руки. Мне не разприходилось видеть моройскую магию в действии, но такого… Нет, никогда.

— Что… Что вы сделали?

Она снова улыбнулась мне этой своей загадочной улыбкой.

— Возвращайся к себе, Роза. Здесь, снаружи, происходятскверные вещи. Никогда не знаешь, кто преследует тебя.

Я по-прежнему таращилась на свои руки. Но…

Я подняла на нее взгляд и только тут заметила шрамы у нее налбу, по обеим сторонам. Как будто процарапанные ногтями. Она подмигнула мне.

— Я не донесу на тебя, если ты никому не расскажешь обомне…

Я резко вернулась в настоящее, встревоженная воспоминаниямио той странной ночи. Оказывается, Джесси говорил мне о вечеринке.

— Сорвись с поводка сегодня вечером. Около восьмитридцати мы встречаемся на том месте в лесу. Марк раздобыл «травку».

Я с тоской вздохнула; неплохо бы развеяться, а заодноизбавиться от гнетущего чувства, возникшего при воспоминании о госпоже Карп.

— Ничего не получится. Я буду со своим русскимтюремщиком.

Джесси отпустил мою руку и с разочарованным видом провел посвоим бронзовым волосам. Да. Не иметь возможности встретиться с ним — чертовскидосадно. Как-то надо будет все устроить.

— Может, тебя когда-нибудь все же отпустят за примерноеповедение? — пошутил он.

Я одарила его чарующей — как хотелось надеяться — улыбкой иуселась на свое место.

Конечно, — бросила я через плечо. — Есликогда-нибудь стану хорошей девочкой.

Встреча Лиссы с Кристианом беспокоила меня, но она же подаламне наследующий день идею.

— Привет, Кирова… простите, госпожа Кирова.

Я стояла в дверном проеме ее офиса, не потрудившисьзаписаться на прием. Она подняла взгляд от каких-то бумаг, с явным раздражениемпри виде меня.

— Да, мисс Хэзевей?

— Означает ли мой домашний арест, что я не могупосещать церковь?

— Прошу прощения?

— Вы сказали, что если я не в классе и не натренировке, то должна сидеть в своей комнате. А как насчет церкви повоскресеньям? По-моему, это несправедливо — не позволять мне удовлетворять своирелигиозные… ммм… нужды.

Или лишать меня еще одной возможности увидеться с Лиссой, неважно, в какой скучной обстановке и как ненадолго.

Она кончиком пальца сдвинула очки на переносицу.

— Вот не знала, что у вас есть религиозные нужды.

— Пока мы отсутствовали, я обрела Иисуса.

— Разве ваша мать не атеистка? — скептическиспросила она.

— А отец, скорее всего, мусульманин. Но у меня своядорога. Вы не должны мешать мне следовать ею. Она издала что-то вроде сухогосмешка.

— Нет, мисс Хэзевей. Не должна. Прекрасно. Можетепосещать воскресную службу.

Эфемерная победа, конечно, поскольку в церкви, где яоказалась спустя несколько дней, царила такая же тоска, как и раньше. Хорошохоть, удалось сесть рядом с Лиссой, что создало ощущение, будто я все-такичего-то добилась. В основном я просто изучала людей. Посещение церкви дляучеников необязательно, но при таком обилии восточноевропейских семей многиеученики — правоверные христиане, либо потому, что искренне верили, либо подчинялисьволе родителей.

Кристиан сидел через проход от нас, делая вид, будто онтакой благочестивый, как говорил. И хотя я сильно недолюбливала его, такаяпритворная вера заставила меня улыбнуться. Дмитрий сидел сзади, его лицоутопало в тени, как и я, он не причащался. Казалось он глубоко ушел в своимысли, даже невольно возникал вопрос: а слышит ли он вообще службу? Лично я товключалась, то отключалась.

— Следовать путем Господа — дело нелегкое, —говорил священник, — Даже у святого Владимира, покровителя школы, бывалитрудные времена. Он был так исполнен духа, что люди со всех сторон стекались кнему, желая послушать его или хотя бы побыть рядом. Согласно древнимисточникам, он мог даже исцелять больных. И все же, несмотря на все дарования,многие не уважали его, насмехались над ним, заявляли, будто он заблуждается иидет неверным путем.

Последнее в мягкой форме намекало на то, что его считалибезумным. Это знали все. Он был одним из моройских святых, поэтому священникобожал говорить о нем. Я уже много раз слышала все это раньше. Простозамечательно. Похоже, меня ожидает бесконечная череда воскресений, когдапридется снова и снова выслушивать одну и ту же историю.

— …и то же самое относится к «поцелованной тьмой» Анне.

Я вскинула голову, понятия не имея, о чем говорит священник,поскольку какое-то время не слушала его. Однако эти слова врезались в память.«Поцелованная тьмой» Я уже давно не слышала их и тем не менее хорошо запомнила.Я подождала, надеясь на продолжение однако священник перешел к следующей частислужбы. Проповедь закончилась. По окончании службы, когда Лисса собраласьуходить, я кивнула ей.

— Подожди меня. Я скоро.

Я протолкалась сквозь толпу к священнику, которого обступилинесколько человек, и терпеливо ждала, пока он закончит с ними разговор. Натальятоже была здесь, спрашивала его, какую работу могут выполнять добровольцы.Тьфу! Получив ответ, она ушла, приветливо кивнув мне по дороге. Увидев меня,священник вскинул бровь.

— Приветствую, Роза. Рад снова видеть тебя.

— Да… Я тоже. Я слышала, вы рассказывали об Анне. Отом, что она была «поцелована тьмой». Что это означает?

Он нахмурился.

— Точно не знаю. Она жила очень, очень давно. Так частоделается — людям присваивают что-то вроде прозвища, отражающего некоторые ихчерты. Может, слова свидетельствуют о ее силе.

Я изо всех сил попыталась скрыть разочарование.

— А-а… И кто она была?

Он нахмурился еще сильнее, но уже с оттенком неодобрения.

— Я множество раз говорил об этом.

— Ах, ну, я, наверно, прослушала.

— Подожди минутку.

Он отвернулся, и даже спина его выражала неодобрение. Потомон исчез за дверью рядом с алтарем, той самой, через которую Лисса проникла начердак.