— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Любуюсь видами, конечно. Накрытое брезентом креслоочень уютно. Сверх того, тут имеется старый ящик с рукописями благословенного ибезумного святого Владимира. И не стоит забывать о том прекрасном, хотя ибезногом столе в углу. — Одним словом, всякая ерунда.

Лисса закатила глаза и направилась к двери, но он преградилей дорогу.

— Ну а как насчет тебя? — насмешливо спросилон. — Зачем ты здесь? Что, не предвидится никаких вечеринок и нет никогопод рукой, чью жизнь можно было бы разрушить?

Прежний задор отчасти вернулся к Лиссе.

— Класс! Хочешь вывести меня из себя, чтобы доказать,какой ты крутой? Какая-то девица, которой я даже не знаю, наорала на менясегодня, а теперь я должна иметь дело с тобой? Какую цену нужно заплатить,чтобы человека оставили в покое?

— А-а, вот почему ты здесь. Чтобы пожалеть себя.

— Это не шутка. Я серьезно.

Я почувствовала, что Лисса начинает сердиться, причемгораздо сильнее, чем прежде расстраивалась. Он прислонился к наклонной стене.

— И я. Мне тоже нравится жалеть себя. На какую тему тыхотела бы похандрить сначала? Как у тебя уйдет целый день на то, чтобы сновастать популярной и любимой? Как придется ждать две недели, прежде чем от«Холлистера» доставят новые наряды? Если раскошелишься на быструю доставку,это, может, так надолго и не затянется.

— Оставь меня в покое! — сердито сказала она и наэтот раз оттолкнула его в сторону.

— Постой — сказал он, когда она протянула руку к двери.Сарказм исчез из его голоса. — На что… ммм… На что это было похоже?

— Ты о чем? — взорвалась она.

— Быть не здесь. Не в Академии.

Она заколебалась на мгновение, сбитая с толку тем, чтовыглядело как попытка искренне поговорить.

— Это было замечательно. Никто не знал, кто я такая.Просто еще одно лицо. Не морой. Не королевская особа. Никто. — Онапосмотрела в пол. — Все здесь воображают, будто знают, какая я.

— Да, от прошлого так легко не отделаешься. — сгоречью сказал он.

Внезапно до Лиссы — и до меня, соответственно, — дошло,как трудно это может быть для Кристиана. Люди по большей части обращались с нимтак, словно он вообще не существует. Словно он призрак. Не разговаривали с нимили о нем. Просто не замечали его. Позорное клеймо преступления родителейотбрасывало тень на всю семью Озера.

Тем не менее прежде ему удавалось вывести ее из себя, итеперь она не была склонна сочувствовать ему.

— Постой… теперь ты жалеешь себя?

Он рассмеялся, почти одобрительно.

— Вот уже год, как я предаюсь этому здесь.

— Извини, — фыркнула Лисса. — Я приходиласюда еще до того, как сбежала. У меня больше прав.

— Какие права могут быть у сквоттеров?[3]Кроме того, я должен постоянно держаться как можно ближе к церкви, чтобы людизнали, что я не стал стригоем… пока.

И снова в его тоне прозвучала горечь.

— Раньше я всегда видела тебя на службе. Этоединственная причина, почему ты ходишь в церковь?

Стригои не могут ступать на освященную землю. Еще односледствие их тяжкого греха.

— Конечно, ответил он. — А зачем еще туда ходить?Ради души, что ли?

— Не важно. — Лисса явно придерживалась другогомнения, но не хотела спорить. Тогда я уйду и оставлю тебя в покое.

— Постой, — снова сказал он, казалось, ему нехочется, чтобы она уходила. — Давай заключим сделку. Можешь тоже приходитьсюда, если расскажешь мне одну вещь.

— Что еще?

Она оглянулась на него через плечо.

Он наклонился вперед.

— Среди всех этих разговоров, которые я слышал о тебесегодня, — и, поверь, я слышал немало, даже если никто ничегонепосредственно мне не рассказывал, — одна тема совсем не возникала. Ониразбирали все остальное: почему ты ушла, что там делала, почему вернулась,история со специализацией, что Роза сказала Мие, ля-ля-ля. И притом никто, ниодин, ни разу не поставил под сомнение идиотский рассказ Розы о людях из низшихслоев общества, которые якобы давали тебе свою кровь.

Она отвернулась, и я почувствовала, как щеки у неевспыхнули.

— Тут нет ничего идиотского.

Он негромко рассмеялся.

— Я жил среди людей. Моя тетя и я держались особнякомпосле того, как родители… умерли. Найти кровь совсем нелегко.

Она ничего не ответила, и он снова засмеялся.

— Это Роза? Она «кормила» тебя.

Возродившийся страх пронзил и ее, и меня. Никто в школе немог знать об этом. Кирова и присутствовавшие при нашем с ней разговоре стражизнали, но они, конечно, держат язык за зубами.

— Ну, если это не дружба, тогда уж и не знаю, какоеслово употребить.

— Не рассказывай никому! — выпалила она.

Для нас это было совершенно необходимо. Как я уже говорила,у «кормильцев» развивается эффект привыкания к укусам вампиров. Мы принималиэто как часть жизни, но все равно смотрели на них сверху вниз. Для любогодругого — в особенности дампира — давать свою кровь морою считалось… ну, почтинепристойным. Фактически это рассматривалось как сексуальное извращение, почтипорнография — если дампир во время секса позволял морою пить свою кровь.

У нас с Лиссой, конечно, не было секса, но мы обе оченьхорошо понимали, что будут думать все остальные, узнав, что я «кормила» ее.

— Не рассказывай никому, — повторила Лисса.

Он сунул руки в карманы куртки и уселся на один из ящиков.

— Кто я такой, чтобы рассказывать? Слушай, иди, сядьснова на сиденье у окна. Можешь приходить сюда, когда пожелаешь. Если, конечно,не боишься меня.

Она заколебалась, вглядываясь в его лицо. Он выгляделмрачным и угрюмым, губы искривлены в усмешке типа «вот я какой, непокорный»; нослишком опасным он не выглядел. Не выглядел стригоем. Она с настороженным видомвернулась на сиденье, неосознанно потирая от холода руки. Кристиан заметил это,и спустя мгновение воздух в комнате заметно потеплел. Лисса встретилась с нимвзглядом и улыбнулась, удивляясь тому, что никогда раньше не обращала внимания,какие у него льдисто-голубые глаза.

— Твоя специализация — огонь?

Он кивнул и поставил ровно сломанное кресло.

— Теперь у нас роскошное убежище.

Внезапно сцена перед моим внутренним взором померкла.

— Роза? Роза?

Мигая, я сфокусировала взгляд на лице Дмитрия. Он был совсемрядом, обхватил меня за плечи. Мы не шли, мы стояли посреди двора, окруженногозданиями старших классов.