class="p1">«Глядя на фотографии Савелия в молодости, думаю: он же невероятно обаятелен! Голливудский актер!»

«Ты как здесь?»

Александр Левенбук:

«Когда мы стали сочинять сценки для выступлений Савелия, он старался приходить ко мне незаметно. Но уже через пять минут соседи звонили в дверь, потом опять, и так без конца. Люди хотели получить автограф, выпить с Савой, просто поговорить с ним. Мы отключали звонок, но тогда начинали стучать. Иногда Крамаров подходил к двери и вежливо просил нам не мешать. Но если его не узнавали в общественных местах, что случалось крайне редко, он нервничал».

Георгий Данелия:

«Картину „Афоня“ мы снимали в Ярославле. В главной роли был Леонид Куравлев, довольно популярный уже. Люди сбегались посмотреть на него и мешали нам работать. Потом приехал Евгений Леонов, которого я считал в то время самым известным актером, и количество любопытных увеличилось в разы. А потом появился Крамаров — и мы вообще остановили съемку: он как магнит притягивал публику.

Да, его не приглашали на драматические роли. Потому что драматических актеров было триста сорок, а комедийных, на мой взгляд, — всего четверо: Евгений Леонов, Юрий Никулин, Фрунзик Мкртчян и Крамаров».

Александр Левенбук:

«Иногда говорят, что Савелий мечтал играть высокую драматургию, а ему давали роли придурков. Но чтобы популярнейший комик расстался со славой, которая для артиста — наркотик?! На что Крамаров мог рассчитывать в плане „серьезных ролей“? Савелий прекрасно знал свои возможности, знал, что у него есть своя ниша, достаточно узкая, но яркая, в которой он — хозяин. Комик ведь — редчайшее амплуа. Думаю, Крамаров панически боялся оказаться на экране несмешным, а всем остальным в профессии интересовался намного меньше. Так что его актерская судьба складывалась замечательно.

Он был шутником и весельчаком, но оставался человеком закрытым. Я даже не знал, например, что Крамаров еврей, пока он не собрался уезжать из страны. А решился на отъезд по религиозным соображениям: стал ходить в синагогу, соблюдать кошер и шаббат. Купить кошерную пищу тогда можно было в одном-единственном месте — в московской синагоге, поэтому в поездках по стране Крамарову с питанием приходилось трудно. К тому же в пятницу вечером и в субботу он не мог ни сниматься в кино, ни выходить на концертную площадку. Однажды я позвонил Саве и предложил дать три концерта на стадионе, сказав, что заплатят ему в общей сложности девятьсот рублей — неслыханную по тем временам сумму: у меня была ставка тридцать один рубль за выступление. Крамаров спросил только: „Когда?“ И, услышав, что в пятницу вечером, ответил: „Не могу, извини“».

Говорят, еще одной причиной крамаровского отъезда из страны было то, что человеку просто надоело унижаться, чего он в разговорах со знакомыми не скрывал. Когда известный актер вынужден, чтобы купить какой-нибудь рыбы, идти к директору магазина и хлопотать лицом, рассказывать байки и всячески развлекать, чем Крамаров, как и другие его коллеги, время от времени занимался, — это не совсем приятно. Кто-то махнет рукой и забудет, а кому-то, в конце концов, надоест.

Он знал те невидимые границы человеческого «я», которые переходить не стоит. Пошутить, конечно, умел, любил разыгрывать целые сценки, вроде той, о которой рассказал его американский друг и бывший советский киноактер Илья Баскин: будучи в гостях, брал из коробки конфету, надкусывал ее, выражал лицом неудовольствие и клал конфету обратно. Брал вторую и проделывал то же самое. И так, пока коробка не оказывалась полна надкусанных конфет, прямо как в анекдоте. Но Баскин, подсмеивавшийся над тем, что Савелий приходил к нему в гости со своей бутылкой воды, а когда его звали к столу, просил вскипятить эту воду и заварить ему в ней чай или кофе, однажды получил от Крамарова урок. Тот мягко, но серьезно сказал: «Знаешь, какие шутки больше всего ценятся? В которых человек высмеивает себя». Чувство собственного достоинства, обостренное тем, что его непрестанно попирают, сплошь и рядом сквозит в ролях Крамарова. В маленькой зарисовке киножурнала «Фитиль» под названием «На троих» он изобразил одного из случайных собутыльников — молодого несуразного парня в тонком пальтеце, легкой кепчонке, с голой, не знающей шарфа шеей. Но с каким видом стоит тот возле магазина! Во взгляде, наполеоновском повороте головы столько независимости и глубоко запрятываемой ранимости!..

Однажды для выступления в Театре миниатюр Крамаров выбрал рассказ Василия Шукшина «Ваня, ты как здесь?». Главный герой, случайно увиденный режиссером и приглашенный на небольшую роль в картине, вероятно, напоминал Савелию о его первом киноопыте, когда он попал в фильм буквально с улицы. Но Ваня отказывается от съемок, потому что не чувствует честного отношения режиссера к своему делу и заодно к нему, Ване, который хоть и простой человек, но гордый, и ему игра в поддавки не нравится. Рассказ Крамаров читал блестяще. Ему тоже игра в поддавки претила, и одно дело — отношения с людьми, с которыми можно договориться, а другое — с государством, безликой машиной.

Но, думается, была у него и еще одна причина отъезда.

Мечта об эдеме

Наверное, все помнят фразу из «Джентльменов удачи», которую мечтательно произносит Косой в предвкушении богатства: «Пошью костюм с отливом — и в Ялту». Это — «костюм с отливом — и в Ялту» — своеобразное представление о блаженстве, о земном рае. Костюм с отливом — метафора, не в кургузом ведь пиджачке являться в рай. И вообще: всякое представление о рае включает в себя то, чего недостает нам в нашем существовании. Вот Крамаров, похоже, и мечтал о том, что в один прекрасный день он, вчера еще затертый жизнью, зажмурится от блеска то ли солнца, то ли моря, то ли своего костюма с отливом, а то ли софитов на съемочной площадке — и возликует его душа.

Вчера — сирота, сын «врага народа», и что стоило Савелию затеряться, как копейка сквозь дыру кармана? А сегодня — кумир миллионов, все узнают, слова ролей цитируют наизусть. В свою «Ялту» Крамаров уже приехал, став известным артистом, и «гулял» под шум «прибоя», то есть аплодисментов и восторгов. А там, вдали, ослепительно сиял другой берег. О том рае советские люди ничего толком не знали и если грезили о нем, то — лишь бы ступить на вожделенный берег, а уж почувствовать там себя своим — да неужели же можно?! Для советского актера Голливуд был сновидением. Только те, для кого здешняя райская «Ялта»,