Стоит закрыть глаза, он снова оказывается лежащим на асфальте. Чувствует влагу, слышит шаги, ощущает вкус крови.

Пинок в голову обрел имя. Райан Бэйрд. Где сейчас этот Райан Бэйрд? – гадает он. И где телефон Ибрагима? Кто покупает краденые мобильники? У Ибрагима в телефоне стояло приложение «Тетрис». В нем двести уровней, и он, потратив немало времени, дошел до сто двадцать седьмого. Пропали все его достижения.

Он разглядывает красную пластиковую бирку у себя на запястье. Выдано управлением по делам смерти. Где-то, наверное, есть ящик, полный таких.

Ибрагим наконец уговорил Рона уехать домой. Не то чтобы он не радовался его обществу. До сих пор каждую ночь Рон проводил с ним, толковал о «Вест Хэме»[15] и проблемах лейбористской партии. А потом, ближе к ночи, – о своей бывшей жене и дочери, о сыне Джейсоне и о том, как бросил школу в четырнадцать лет и совсем не знал отца. Словом, о чем угодно, только не о произошедшем. Они посмотрели «Крепкий орешек» – правда, лишь первую часть. Остальные, говорят, не стоят внимания. У Ибрагима никогда еще не было такого друга, как Рон, а у Рона – такого друга, как Ибрагим. Рон, когда требуется, подливает воды в кувшин, покупает для него снэки в автомате, но физических контактов не допускает – даже по плечу не похлопает. Ибрагиму это подходит. Должно быть, мужчинам сложнее живется в наше время, думает он, ведь от нас теперь ждут объятий.

Ибрагиму хочется домой, и он знает: это хороший признак. Приятно иметь дом, где чувствуешь себя в безопасности. Среди людей, с которыми еще спокойнее.

Но он понимает, что уже не захочет выходить из дома.

Все придет в норму. Мозг – невероятно умная штука, за это Ибрагим его и любит. Твоя нога – это твоя нога, и она останется твоей ногой, как бы ты ни растолстел или исхудал. Но мозг меняется, он меняет и форму, и функции. Ибрагим с уважением относится к ортопедам, но, право же, скучно целыми днями рассматривать ноги.

Мозг. Великолепное бессловесное животное. Ибрагим знает, что в его мозге сейчас крутятся посторонние вещества, защищающие его в момент кризиса. Со временем эти вещества растворятся, оставив после себя едва заметные следы. Когда говорят, что время лечит, как раз это и имеют в виду. Как всегда и бывает, стоит заглянуть поглубже – и поэзия сменяется нейрофизиологией.

Да, время лечит, время лечит. Но что, если время – это единственное, чего у Ибрагима нет?

«Вообще-то я не верю в месть». Так он сказал друзьям в разговоре о Райане Бэйрде. Теоретически так и есть. Месть – это не прямая линия, а круг. Взрыв гранаты, произошедший в комнате, непременно достанет и тебя самого.

У Ибрагима был когда-то один клиент, Эрик Мейсон. Он купил подержанный BMW у старого школьного друга, торговавшего машинами в Джиллингеме. И вскоре обнаружил, что неисправно сцепление. Друг отказался возместить ущерб, и Эрик Мейсон, который, надо сказать, имел проблемы с контролем эмоций и сдерживанием агрессии, сменил сцепление за свой счет, а потом глубокой ночью въехал на BMW в окно автосалона.

Машина заглохла – оно и понятно, все-таки на ней врезались в большое окно, – и Эрику Мейсону пришлось ее бросить и бежать прочь под вой сигнализации. К сожалению, он упал, напоролся на большой осколок стекла и не истек кровью лишь потому, что полиция вовремя подоспела.

Поправляя здоровье в больнице, Эрик Мейсон получил от автодилера большой букет, а в приложенной к нему записке обнаружил повестку в суд и счет на четырнадцать тысяч фунтов. Следом претензии предъявили коммунальные службы, дело дошло до банкротства. Эрик ярился все сильнее.

Дочь Эрика и сын автодилера тоже дружили со школьных лет. Эрик запретил дочери даже разговаривать с парнем, и естественно – так же естественно, как то, что зиму сменяет лето, – через два года молодые поженились. Эрик на свадьбу не пришел. Еще через год у него родился внук. Никто не хотел делать первый шаг к примирению, поэтому Эрик даже не мог повидать своего первого внука. А все из-за неисправного сцепления.

В этот момент Эрик решил, что, вероятно, он должен принять на себя ответственность за собственные поступки, и обратился к психотерапевту.

Спустя год на последний сеанс к Ибрагиму он пришел с дочерью и зятем, чтобы те поблагодарили его лично. И маленького внука тоже привел. Все они улыбались, позируя для общей фотографии.

Ибрагим чувствует, что засыпает, и не сопротивляется дремоте. Что бы ни ждало его в сновидениях, лучше встретить это без страха. Принять тот ущерб, который бездумно причинил ему Райан Бэйрд. Дело не в ребрах и не в лице – они скоро заживут, – а в свободе и душевном покое, которых он лишился вместе с телефоном.

Говорят, кто желает мести, должен вырыть две могилы, и это, конечно, правда. Однако Ибрагиму кажется, что для него могила уже выкопана. Так почему бы не подготовить вторую для Райана Бэйрда? Он гадает, что его друзья припасли для Райана. Физической расправы не будет, в этом Ибрагим убежден. А вот что касается свободы и душевного покоя… Райана, возможно, ждет маленький сюрприз.

Фотография Ибрагима с Эриком Мейсоном и его внуком хранится дома в особой папке. В этой папке лежат несколько памятных вещей – не так уж много, и каждая из них напоминает Ибрагиму о том, за что он любил свою работу. Все папки на его полках стоят в алфавитном порядке – все, кроме этой. Потому что иногда важно вспомнить: не все в жизни можно расставить по алфавиту, как бы тебе этого ни хотелось.

Эрик Мейсон много лет спустя выяснил, что со сцеплением у него все было в порядке. Он просто не разобрался в электронном управлении, а чтобы все исправить, достаточно было пять секунд подержать нажатой кнопку перезагрузки. Так что, честно говоря, с местью стоит быть очень осторожным. Ибрагим почти всю жизнь осторожничал, но иногда, если хочешь вырасти над собой, приходится кое-что менять.

Ибрагим уверен: он сумел бы на пять секунд зажать кнопку перезагрузки и жить дальше, простив обидчика и впредь поступая правильно; но правильно – это так скучно. Словно круиз-контроль.

Однако он помнит, как Эрик Мейсон, несмотря на все свои сожаления о содеянном, с чистым восторгом рассказывал, сколь восхитительно было гнать машину прямо в окно автосалона.

Именно этот восторг, а не звук шагов и не вкус крови во рту не выходит из головы у Ибрагима, когда он впервые после нападения мирно засыпает.

Сейчас два часа ночи, но я хочу записать, пока все события свежи в памяти.

Телефон зазвонил в полночь, и я, конечно, сразу подумала, что умер Ибрагим. А что еще придет в голову в таких обстоятельствах? Кто звонит в полночь? Когда мы уходили, он выглядел хорошо, но я всякого навидалась. Я добежала до телефона за два звонка.

Это была Элизабет. Она первым делом сообщила: «Это не Ибрагим», и мне сразу полегчало. Она бывает чуткой, когда старается. Сказала, она понимает, что уже полночь, но мне необходимо что-нибудь накинуть на себя и как можно скорее подойти к ней в Рёскин-корт, 14. Я спросила, захватить ли термос, но, оказалось, там есть чайник, и моя задача – донести себя. Конечно, термос наполнить недолго, но попробуйте в полночь объяснить это Элизабет.