Ранкович понял, в каком тяжелом положении оказался, еще на заседании Исполнительного комитета. На него он был приглашен за час до начала, его не оповестили, о чем будет разговор, в то время как все другие участники о мероприятии имели точную информацию[1997]. Тито на встрече сказал, что УГБ поставила прослушку не только у него, но и в апартаментах Карделя и у других руководителей; он подчеркнул, что подобная полицейская система «в свое время стоила Советскому Союзу 15 млн жертв»[1998]. (Тито забыл, что задание по установке прослушки своего дома и домов некоторых ближайших соратников по разным причинам дал он сам в 1950 г. и позднее, и что Кардель сам позволил установить микрофоны в своем кабинете[1999].) Члены Исполнительного комитета, включая Ранковича, согласились с ним, что эту практику нужно прекратить, хотя Ранкович выразил сомнение, являются ли обвинения в прослушивании правдивыми. В ответ Тито предложил создать особую «партийно-государственную» комиссию под руководством македонца Крсты Црвенковского, которая оценила бы «методы руководства в органах государственной безопасности». Для того чтобы она была более беспристрастной, ее решили составить из шести членов, по одному от каждой республики. Одновременно предлагалось создать «вторую комиссию, которая была бы технической», хотя она уже начала работу ранее[2000]. Поскольку Ранкович хотел облегчить работу комиссий, он подал в отставку со всех своих партийных и государственных постов, якобы чувствуя себя ответственным за работу Службы государственной безопасности. С относительно короткой встречи он вернулся крайне расстроенным, поскольку понял, что стал жертвой тщательно подготовленного заговора. Жене, которая вышла к нему, он сказал: «Всему конец из-за какой-то гнилой прослушки», но потом добавил сам себе: «Если она вообще была!»[2001]

Партийно-государственная комиссия закончила работу 20 июня 1966 г. и свои выводы представила Исполнительному комитету на заседании, созванном на белградской вилле Тито. При этом не было надобности допрашивать Ранковича, хотя от Црвенковкого он потребовал очной ставки. Но потом было решено этого не делать, Тито решил сам поговорить с ним. Первые допросы вначале не дали результатов, стало ясно, как говорил член комиссии Мико Трипало, что новички не будут равны профессиональным полицейским. Все допрошенные пытались защитить Ранковича и Стефановича – Чечу, главу УГБ, позднее они были готовы пожертвовать последним, чтобы спасти товарища Марко. Только когда в секретариате внутренних дел открыли сейф, в котором нашли досье с сообщениями Службы государственной безопасности о многочисленных послах и руководителях упомянутых ведомств с примечаниями и рекомендациями Ранковича и Стефановича, они напали на настоящий след. Начали появляться первые признания, причем некоторые сотрудники или бывшие сотрудники УГБ сами приходили в комиссию и приносили важные сведения. «Как бы тяжело ни было признать, – сообщает Трипало, – стало очевидным властное и доминирующее положение службы безопасности в обществе и то, что она находится на службе некоторых функционеров. Трудно утверждать, действительно ли Ранкович готовил переворот против Тито, скорее всего, он готовился однажды, когда Тито умрет, без особых трудностей занять его место»[2002].

Служба государственной безопасности, было записано в сообщении комиссии Црвенковского, сделала много важного, особенно во время спора со Сталиным, однако после введения самоуправления не смогла избегнуть искушения «возвыситься над обществом», поскольку хотела быть «одним из важнейших факторов в создании общественной политики», попытаться расширить свое влияние не только на партийный и государственный аппарат, но и на ряд экономических предприятий, инвестиционной политикой которых бы управляла. При этом служба безопасности «стала монополией отдельных лиц», ее руководитель Александр Ранкович был приравнен к ЦК КПЮ[2003]. В ходе обсуждения этого документа, которое проходило в Исполнительном комитете 20 июня 1966 г., присутствовавшие резко нападали на заговорщические и путчистские умыслы и говорили о борьбе Ранковича за наследство, аргументируя обвинения «бабскими» доказательствами, которые, по мнению Леки, распространяли «супруги некоторых функционеров, испытывавших надуманный страх за судьбу своих мужей»[2004]. Среди них первой была Пепца Кардель, которая за год до отстранения Ранковича во время прогулки по Белграду указала подруге на его квартиру и сказала: «Оттуда исходит всё зло!»[2005] Более милостивым по отношению к товарищу Марко был ее муж. В конце июня он встретился с ним случайно в лифте здания ЦК в Белграде. «Ты, Бевц, действительно думаешь, что я тебя и Тито прослушивал?» – спросил Ранкович. «Не верю. Ты хорошо знаешь, что у Тито навязчивая мысль, что его убьют сербы», – сказал ему Кардель. «Не знаю», – ответил Ранкович. «А это, Марко, ты должен знать»[2006].

На заседании 20 июня Исполнительный комитет принял решение, что 1 июля на Бриони состоится VI Пленум ЦК СКЮ, на котором «государственно-политическая» комиссия представит окончательный отчет о своей работе[2007]. Секретарь обороны Иван Гошняк с этой инициативой не согласился. Он не был другом Ранковича, однако считал, что не стоит во всех югославских проблемах винить только его. В связи с этим он предложил Тито, чтобы все «исторические» кадры ушли в отставку, это позволило бы ему собрать новую команду. Тито к предложению отнесся сначала положительно, но позднее отказался от него[2008]. Гошняк не сдался: около 25 июня он организовал встречу Ранковича и Тито, на которой тот попытался убедить своего бывшего «товарища» работать вместе и дальше. При этом, как позднее Лека рассказывал своей жене, Тито автоматически надел солнечные очки, чтобы скрыть свои глаза и мысли[2009]. Он не мог удержаться, чтобы не пожаловаться на плохих друзей, которые в последнее время его окружили и распространяли слухи, что он, Тито, стал дряхлым и живет только за счет наркотиков.