— Слава Богу! — воскликнул Треваньов. — Все будет лучше нашего теперешнего положения. Если мы опять очутимся среди деревьев, мы, по крайней мере, не утонем. Благодарите Бога, дети мои!

Руль унесло еще ночью, и теперь приходилось подчиняться ветру, который дул все с той же силой и гнал их прямо к темной полосе, замеченной индейцем.

В то время как путешественники радовались, что лодку несет в такое место, где они могут укрыться от бури, перед ними вдруг появилось гигантское дерево. Оно одиноко стояло в четверти мили от остального леса и, таким образом, было гораздо ближе к лодке, которая все еще билась с волнами. Несмотря на наводнение, ствол его поднимался, по крайней мере, на десять футов над уровнем воды; как раз посредине он разделялся на две огромные ветви, из которых каждая имела вид целого дерева. Хотя это разветвление и было над водою, но волны то и дело захлестывали его.

Судно неслось прямо на это дерево, как будто сама судьба направляла его туда. Вдруг волна подбросила его и посадила как раз на гигантское дерево таким образом, что киль его застрял между двумя огромными вилообразными ветвями.

— Слава Богу, — вскричал судовладелец, — теперь мы спасены. Благодаря Богу мы теперь на якоре!

Казалось, Треваньов имел полное основание так думать. Гигантские стволы орешника, возвышающиеся по обе стороны лодки между концами ее скамеек, походили на подпорки, какие ставятся под судами в доках.

Каждый старался как можно лучше выполнить приказание судовладельца. По его команде несколько еще дрожащих рук ухватились за веревку, чтобы хорошенько привязать лодку к дереву.

Но вдруг раздался страшный треск, и галатея разломилась надвое.

Это произошло вследствие того, что киль надломился в то время, когда волна, поднявшая лодку, снова отхлынула.

Несколько секунд обе части судна висели над водой; носовая часть со всеми снастями находилась в полном равновесии с кормой, на которой была устроена каюта.

Только благодаря тем, кто умел плавать, весь экипаж был спасен и взобрался на дерево, оттуда они видели, как гибло судно, на котором они так долго путешествовали. Скоро обе части его скрылись в волнах.

Трудно себе представить, в каком ужасном положении очутились наши путешественники. Достаточно было одного сильного порыва ветра, чтобы лишить их пристанища. Ветви скрипели под ними и так сильно наклонялись, что казалось, вот-вот они обломятся. Несчастные судорожно цеплялись за них. То и дело от дерева отрывались ветки, обремененные тяжелыми плодами, и пролетали над сидевшими внизу, грозя разбить им головы.

Такое несчастье как раз постигло Мозея — мозамбикского негра; хорошо еще, что тяжесть упала на его голову, другой череп раскололся бы от такого удара. Негр отделался лишь сильным испугом, проявившимся в диком крике.

До сих пор, как мы уже сказали, каждый думал только о том, чтобы как можно дольше удержать за собою ту небезопасную позицию, которую назначила ему судьба. Но вдруг всеобщее настроение изменилось. Читателям, вероятно, известно, что бури или ураганы под тропиками прекращаются так же неожиданно, как и начинаются.

Очень скоро после того, как Мозея ударило по голове, буря вдруг стихла. Был уже полдень, и солнце сияло на безоблачном голубом небе, освещая почти гладкую поверхность воды. Такая перемена в природе подбодрила и наших несчастных путешественников. Не опасаясь более за настоящее, они стали думать о будущем; прежде всего необходимо было найти более удобное место, чем то, которое каждый из них занимал поневоле.

Кругом была вода; в одном только месте виднелась как бы лесная чаща. Это был, вероятно, такой же потопленный лес, как тот, в котором они накануне думали укрыться от бури.

Как только волнение утихло, взоры всех обратились в эту сторону. Однако туда было нелегко попасть. Несмотря на то что этот зеленеющий полуостров (как можно было назвать его по виду) был всего лишь в четверти мили от орешника, только двое могли доплыть до него: Мундруку и Ричард Треваньов.

Это затруднение пришлось обсуждать целый час.

Если бы у них под руками был материал для постройки какой-нибудь лодки, им не пришлось бы долго думать. Но ветви орешника были слишком тяжелы для плавания. Пришлось отказаться от этой мысли.

Однако между деревьями, к которым они стремились, можно было найти более подходящий материал. Чтобы убедиться в этом, следовало ознакомиться с лесом, а так как плыть туда могли только Ричард и индеец, то они, недолго думая, и бросились в воду. Оставшиеся на дереве смотрели вслед своим товарищам до тех пор, пока они не скрылись в лесу. Все были грустно настроены. Настоящее пристанище их могло быть только временным, и, если бы даже им и удалось добраться до тех деревьев, они опять будут висеть там над водой.

В течение почти целого часа никто не сказал ни слова. Только птицы да обезьяны своим криком изредка нарушали тишину, царившую на дереве. На погибшей галатее было пять, шесть таких животных, но двоим только удалось спастись: маленькой уистити и большой обезьяне из породы, называемой черной коантой. Остальные погибли вместе с судном.

Кроме обезьян на галатее была еще целая коллекция редких и очень красивых птиц, приобретенных у индейцев в верховьях Амазонки за большие деньги. Те из них, которые сидели в клетках, погибли в волнах, других же унесло с дерева; из всех птиц, как и из четвероногих, уцелело тоже только две: великолепный попугай пурпурового цвета, так называемый индейский араруна, и маленький попугайчик, который вместе с уистити пользовался особенным расположением Розиты.

Уже час прошел с тех пор, как пловцы отправились в путь, а они и не думали возвращаться. Спутники их, оставшиеся на дереве, с беспокойством поглядывали в ту сторону, куда они направились. Не раз им слышались голоса уплывших, но они не могли ясно различить их в целом хоре каких-то непонятных и таинственных звуков.

Прошло еще два часа, и все стали терять надежду на возвращение Ричарда и индейца.

Пора бы уже было осмотреть лес. Почему же они