проснулись с восходом солнца, так как ни один луч дневного света не озарял поверхности воды. Кругом стоял густой туман, сквозь который положительно ничего не было видно. Все поднялись очень рано. Озабоченный судьбою галатеи, капитан спал очень мало.

В какой стороне может быть река? Вот вопрос, который путешественники задавали друг другу.

Однако никто не мог ответить на это, так как не было видно ни солнца, ни неба. Впрочем, если бы даже они и были видны, то едва ли кто-нибудь сумел бы указать по ним правильный путь.

Исправляющий обязанности лоцмана никак не мог сказать, куда он повернул, выйдя из канала, на север или на юг, на восток или на запад. Да этого, вероятно, не сказал бы и человек гораздо смышленее Типперари Тома. Вдали показались было кустарники, но сейчас же снова потонули в тумане. По всей вероятности, это были верхушки деревьев. Вскоре путешественники заметили, что судно стало тихонько подвигаться вперед. Убедившись в этом, индеец оживился. Он перевесился за борт и опустил в воду руку; но через несколько минут он вынул ее оттуда, и лицо его снова омрачилось. По-видимому, только что произведенная им проба воды дала ему неуспокоительное указание.

Он долго смотрел на верхушки деревьев, не сводил с них глаз, пока не убедился, что судно удалялось от них.

— Олля! — закричал он, передразнивая Типперари Тома, который не раз так кричал. — Олля! Река в той стороне!

Говоря это, он указывал на верхушки деревьев.

— Ты думаешь, что река в этом направлении? — сказал Треваньов, обращаясь к индейцу.

— Мундруку уверен в этом, господин. Так же уверен, как в том, что там наверху небо.

— Смотри, старик, чтоб нам опять не ошибиться. Мы уже и так значительно удалились от Солимоеса. Если мы уйдем еще дальше, мы погибли.

— Мундруку это знает, — отвечал индеец.

— Прежде чем направиться туда, мы должны знать, чем ты можешь доказать, что река действительно там.

— Вы знаете, господин, какой теперь месяц? Март, не так ли?

— Конечно, март.

— Теперь как раз разлив.

— Что это значит?

— Река выходит из берегов и разливается, гапо становится еще больше.

— Но я все-таки не понимаю, как ты узнал, где река?

— Очень просто, — сказал индеец. — Через три месяца, в июне, начнется вазанте!

— А это что такое?

— Вазанте — это отлив. Тогда гапо начнет уменьшаться, вода потечет к реке, теперь же она течет от реки.

— Ты рассуждаешь совершенно правильно, и я думаю, что мы можем руководствоваться твоими соображениями. Не будем же терять времени, поплывем прямо к тем деревьям. Становитесь все на свои места! Постараемся наверстать то время, которое мы потеряли благодаря небрежности Типперари Тома. Гребите хорошенько. Ну, вперед!

По команде капитана четверо гребцов дружно налегли на весла, и судно быстро поплыло вперед. Через несколько минут галатея была уже на расстоянии полкабельтова от потонувших деревьев.

Но тут путешественники увидели, что плыть дальше в прямом направлении было так же невозможно, как перелететь на лодке через деревья, стоявшие на их пути.

Мало того что ветви деревьев переплетались между собой, они еще были опутаны различными вьющимися растениями, которые представляли собою такую крепкую сеть, что даже пароход в сто лошадиных сил не мог бы прорвать ее.

Гребцы работали час и другой, а прохода все еще не было.

Может быть, река действительно была в том направлении, как указывал индеец, но как попасть туда?

Между деревьями не было даже просвета, куда бы лодка могла направиться. День, и без того пасмурный, становился еще темнее. Наступила ночь. Утомленный и продолжительной, и безрезультатной работой, экипаж перестал греети. Хозяин не препятствовал этому. Он тоже начинал отчаиваться.

Несмотря на то что были приняты все меры предосторожности и судну не угрожала никакая опасность, Мундруку никак не мог успокоиться. Он взобрался на мачту и оттуда смотрел то на верхушки деревьев, то на темные облака.

Солнце целый день не появлялось; вероятно, уже было время его заката. Буря как будто только и ждала этого времени. Она тотчас же разразилась со страшной силой. К урагану примешивались какие-то дикие непонятные крики. Голоса птиц, животных и гадов сливались с воем ветра, с раскатами грома и с треском ветвей. Все находившиеся на судне были объяты ужасом. Они боялись, чтобы лодку не оторвало от деревьев и не унесло в открытое место.

Ветром были подняты громадные волны. Опасения их скоро оправдались.

Дерево, к которому пристала лодка, было не из крепких. Хрупкие ветви его не могли удержать судна и ломались одна за другою. Все это происходило так быстро, что экипаж не успел опомниться, как оборвалась последняя, привязывавшая судно к дереву веревка. Точно борзая, сорвавшаяся с цепи, лодка выскочила из-под деревьев и понеслась по волнам.

Экипаж понял, что спастись можно только при строжайшем соблюдении равновесия. Необходимо было также направить судно по ветру. Однако это было нелегко, так как ветер дул не в одном направлении. Он порывами налетал с разных сторон и подымал волны величиною с дом. Лодку так и бросало, то носом, то кормой она зарывалась в пену.

Наконец стало светать. Сначала появилась заря, а за нею показалось и солнышко; но оно не обрадовало наших путешественников, потому что буря продолжалась с той же силой, как и ночью. Их вынесло снова на огромную водную равнину. Они не знали, было ли то озеро или остров, залитый водой, Казалось, они не были еще в этой части гапо.

Вдруг индеец что-то стал говорить; обезьяна, гримасничая, передразнивала его.

— Что случилось? Что ты говоришь, Мунди? — спрашивали его снизу.

Он отвечал только одним словом: земля!

— Земля! Земля! — с радостью повторяли все.

— Может быть, это вовсе не берег, а только верхушки деревьев такого же потопленного леса, в каком мы были вчера, но я ясно вижу