Они вспомнили бизнес-школу, обменялись слухами о достижениях А., провале Б. и о В., который в последние несколько лет совсем исчез с горизонта. В двух словах рассказали о женах.

Наконец Харви не выдержал и вернул разговор в обыденное русло.

— Слушай, старик, я просто умираю от любопытства. По телефону ты нагнал такой таинственности…

— Никаких особых секретов, — улыбнулся Пипкас. — Просто я хотел быть… — он поднял глаза, словно подбирая нужное слово, — осмотрительным, да. Дело в том, что… я основал фирму, Харви, здесь, на Багамах. Называется «Колониал Риал Пропертиз».

— Ого! — воскликнул Харви. — Конкуренция!

— Какое там, — отмахнулся Пипкас, — куда мне с тобой конкурировать, Харви, даже если бы я вконец обнаглел. Нет, речь идет не о конкуренции, а о кооперации. О небольшом синергизме, как говаривали в бизнес-школе.

Уиндхэм-младший откинулся в кресле и посмотрел на Пипкаса с тем же выражением, с которым встретил его, — улыбка, оттененная усталым любопытством в глазах. Ленивый жест рукой:

— И что за синергизм?

Пипкас старался вести себя так же непринужденно, как Харви, но понимал, что расслабленное спокойствие сейчас плохо ему удается.

— Entre nous, фирму я основал ради одной-единственной сделки с недвижимостью. Если не ошибаюсь, а я думаю, что не ошибаюсь, «ГранПланнерсБанк» в самом скором времени обзаведется отличным зданием в пригороде Атланты, большим многофункциональным комплексом — получит права на него вместо лишения права выкупа. Пока все понятно?

Харви кивнул.

— И практически сразу банк будет готов спустить здание приблизительно миллионов за пятьдесят, просто чтобы сбыть его с рук побыстрее, потише, с минимальным конфузом. Мы выдали абсолютно безумные кредиты одному застройщику — такой идиотизм случается, когда руководство поддается строительному буму, начинает говорить о маркетинге кредитов, называет выдачу крупных займов «высокими продажами» и все такое.

— Сколько же вы ему дали?

— Сто семьдесят пять миллионов.

Харви присвистнул.

— Вот именно, — вздохнул Пипкас, — и никто из руководства не жаждет показывать этот труп акционерам. Так что, я думаю, они спустят его приблизительно за миллионов пятьдесят, погребут в отчетности и постараются забыть. А мне известен некий синдикат в Атланте, состоящий из людей с безупречным финансовым положением, которые с удовольствием пошли бы на такую покупку. При этом нужно, чтобы их ввел во владение зданием профессиональный брокер, который работает с недвижимостью. Я был бы счастлив сделать это сам, но, во-первых, я сотрудник банка, и, во-вторых, я не брокер и не работаю с недвижимостью. Понимаешь, к чему я клоню?

— Нет, — сказал Харви с усталой улыбкой и морщинками удивления в уголках глаз, — но я весь внимание.

— У брокера три задачи. Во-первых, он должен будет оформить первую сделку — покупку здания за пятьдесят миллионов. При этом он получит комиссию в шесть процентов. Это три миллиона. Во-вторых, через два-три года синдикат захочет здание продать. К тому времени, я уверен, оно достигнет своей настоящей рыночной стоимости — не меньше ста двадцати миллионов. Комиссия брокера за эту сделку будет семь миллионов двести тысяч, а всего за два-три года он заработает десять миллионов двести тысяч. И третье, та же самая фирма выступит в качестве брокера по сделкам аренды. Сейчас в аренду сданы меньше половины помещений, так что, я думаю, за аренду выйдет еще триста тысяч комиссионных. Всего получается десять с половиной миллионов комиссионных. Ты следишь?

Харви кивнул, блеснув глазами.

— И вот… я хотел бы, чтобы ты был в этих сделках брокером, Харви, совместно со скромным, молчаливым… можно даже сказать, незаметным партнером — «Колониал Риал Пропертиз», обществом с ограниченной ответственностью в Нассау, Багамы.

Харви снова откинулся в кресле, переплетя пальцы поверх обширного живота, и внимательно посмотрел на Пипкаса.

— В первой сделке, когда банк продаст здание синдикату, тебе нужно будет только пару раз поговорить по телефону и приехать в Атланту для оформления документов. К ужину успеешь домой. В этой сделке я предлагаю агентству «Артур Уиндхэм и сын» треть комиссионных, а «Колониал Риал Пропертиз» — две трети. Вернешься к ужину с чеком на три миллиона. По контракту, который мы составим здесь, в Нассау, два миллиона ты переведешь на счет «Колониал Риал Пропертиз». Но я не такой жадный, Харви. Когда будем перепродавать синдикат — там будет не меньше ста двадцати миллионов, — всю комиссию за перепродажу и всю комиссию за аренду делим ровно пополам, пятьдесят на пятьдесят.

Уиндхэм-младший снова подался вперед, глядя куда-то в потолок, и испустил такой долгой и мощный выдох, что стал похож на картинного Зефира. Потом посмотрел на Пипкаса.

— Значит, в итоге «Колониал Риал Пропертиз» получит пять миллионов семьсот пятьдесят тысяч, а «Артур Уиндхэм и сын» — четыре миллиона семьсот пятьдесят тысяч?

— Харви, ты всегда шустро считал в уме. И ты точен, как часы в мэрии. Что ты обо всем этом думаешь?

— Просто какая-то манна небесная, — сказал Уиндхэм-младший. — Только почему такой синдикат хочет, чтобы его представляло агентство недвижимости на Багамах?

— Потому что им вообще не видать комплекса по такой бросовой цене, если агент «Колониал Риал Пропертиз», который останется безымянным, не проторит им дорогу. Никакой сделки вообще не будет, если ты к ней не присоединишься. Ко мне на этот счет претензий никаких — они выручат в шесть-семь раз больше нас с тобой.

— Ты не возражаешь, если я спрошу, где это здание и как оно называется?

Пипкас достал конверт из коричневой бумаги и вынул подробную цветную брошюру «Крокер Глобал» для будущих арендаторов помещений «Крокер Групп». Он показал Харви на первую страницу. Там была одна из тех качественных фотографий, на которых можно рассмотреть самые мелкие детали, начинаешь даже мигать от непривычной резкости. Толстая, глянцевая, вкусно пахнущая бумага, хоть намазывай маслом и ешь.

Теперь они оба, Харви и Рэй, после стольких лет снова ставшие боевыми друзьями, сидели голова к голове и рассматривали крокеровский Собор Мамоны, продававшийся за бесценок. Каждый перебирал в уме цифры и строил свои собственные воздушные замки.

Каждое утро, когда Роджер открывал глаза и перед ним вставал Мир Роджера Белла, эти первые секунды нового дня были… ослепительны. Футах в десяти от изножья кровати стеклянные двери балкона, за ними озеро Ниски-лейк, а вдали, на другом берегу, величественные сосны. Да, ни одного лиственного дерева — хоть бы Уэс никогда не рассказывал ему об этом! — но сосны великолепны. Найдется ли во всей Атланте другой такой божественный пейзаж? Вряд ли. Посмотрите, до чего прелестный дом! До чего прелестная жена! Генриетта лежала рядом, все еще в полусне, уткнувшись в подушку. Как замечательно он устроил свою жизнь — разве это не совершен…