А теперь, когда пришло время встретиться с этим человеком, к негодованию Роджера примешивался… некий дискомфорт (он упорно избегал слова «страх»). На фотографиях Крокер напоминал ему тренера Бака Макнаттера… та же груда мускулов под толстой жировой прослойкой, мощный торс, маленькие злые глазки… такими, наверно, были плантаторы в старину.

Дискомфорт еще более усилился, когда Роджер вышел из лифта на тридцать восьмом этаже башни «Крокер Групп» и увидел огромные стеклянные двери с огромными медными ручками, гранитную (или мраморную?) доску с надписью «КРОКЕР ГЛОБАЛ» и эмблемой корпорации — глобус, весь мир, оплетенный громадными буквами «К» и «Г». Когда стеклянные двери (должно быть, в целый дюйм толщиной) закрылись за ним, Роджер почувствовал, что так далеко забрался в лагерь богатых и могущественных белых, как еще никогда в жизни не заходил. Интересно, даст ли Крокер волю своему гневу, когда Роджер предложит ему замолвить словечко за Фарика Фэнона?

Роджер был рад, что оделся сегодня именно так, — броня хорошего вкуса и дорогой одежды нужна ему сейчас как никогда. На нем были синий шерстяной однобортный костюм, рубашка в бледно-голубую полоску, с белым воротничком и манжетами, приглушенно-синих тонов галстук с мелкими голубыми крапинками и круглоносые ботинки. Из нагрудного кармана выглядывал шелковый платок. Во всей Атланте, черной и белой, к северу и к югу от Понсе-де-Леон, ни один портной не сшил еще такой пуленепробиваемой брони, как эта.

Белая девушка в приемной окинула его взглядом от галстука до круглоносых ботинок. Когда Роджер представился, она улыбнулась и предложила ему присесть — кто-то должен был вот-вот выйти. Едва адвокат сел в кожаное кресло, размышляя, искренне ли девушка ему улыбалась или это насмешка, прикрытая офисным этикетом, как откуда-то вышла женщина постарше и пригласила его пройти. Небольшой коридор без окон вел в огромную комнату. Свет лился, казалось, со всех сторон. За огромным столом, в огромном кожаном вращающемся кресле — как пародия на директорский кабинет — сидела та самая бейкерская туша, Чарли Крокер. Вздохнув мощной грудью, Крокер встал и пошел, вернее, похромал навстречу Роджеру. Он был намного старше, чем на фотографиях, и куда менее бодр. Улыбнулся Роджеру, но улыбка вышла усталая, и под глазами темнели круги. Несмотря на это, Крокер излучал физическую силу. На нем были белая рубашка и темно-красный галстук, пиджак висел на спинке кресла. Мускулистая шея, плечи и грудь казались единой литой массой, даже неестественно крупной, словно под рубашкой был бронежилет. Ладони тоже массивные, и Роджер напрягся, опасаясь такой же энергичной костоломки, как рукопожатие Макнаттера. Его рука исчезла в мощной белой ладони Крокера, но тот стиснул ее не сильнее обычного.

Они прошли в нишу на другом конце комнаты, и Крокер показал на пару низких, но удобных кожаных кресел. Окна были во всю стену, от пола до потолка. За окнами лежал волнистый ковер деревьев, так плотно теснившихся друг к другу, что земли под ними словно и вовсе не было, не говоря уже о домах и дорогах. Бескрайний простор буйной зелени.

— Потрясающий вид! — сказал Роджер.

Крокер и сам глянул в окно, потом повернулся к Роджеру:

— Да-а… я тоже так думаю. Только с видами ведь как — пройдет пара недель, и они тебя уже не потрясают. — Роджер не нашелся, что ответить, и Крокер продолжал: — Хотел бы я написать историю видов из окон, если б умел писать книги. Взять вот строительство в Атланте — были времена, причем не так давно, когда на виды из окон никто и внимания не обращал. Пейзажи стоили дешево, как воздух, куда дешевле грязи. Потом, годах, кажется, этак в шестидесятых, народ это дело оценил, и у всех появился еще один способ потягаться друг с другом.

«Говорит, как старый философ, мудрый, но усталый от жизни, — подумал Роджер, — обезоруживающая черта». Крокер вздохнул.

— Значит, вы с Зэнди Беллом партнеры? То есть со Скоттом! — Он покачал головой. — О господи, что это я. Скотт, конечно, Скотт, Скотт!

Роджер опять насторожился. Крокер просто перепутал их с Зэнди фамилии, или это фрейдистская оговорка, мол, вы с Зэнди БЕЛЫМ партнеры, он белый, а ты нет?

— Ладно, еще раз — значит, вы с Зэнди Скоттом партнеры?

— В принципе да, — улыбнулся Роджер, давая понять, что оговорка его не смутила. — Хотя некоторые партнеры куда более равны, чем другие. Я не знаю, знакомы вы с Зэнди или нет… Я не сообщал ему, что собираюсь встретиться с вами. — Пусть Крокеру будет известно, что кое о чем Зэнди Скотт не знает и знать не должен. Роджеру стало интересно; что сейчас на уме у его собеседника.

Крокер же в тот момент отметил про себя, что этот черный, — чью фамилию он, как идиот, пришпилил к его белому начальнику, — говорит без всякого акцента, совсем как белый. В последнее время такое все чаще встречается, вспомнить, к примеру, хоть слушания Верховного суда с судьей Кларенсом Томасом, которые показывали недавно по телевизору. Черные там выступали один за другим, профессиональные юристы, и если закрыть глаза, так и не отличишь, черный перед тобой или белый.

— Что ж, — сказал Крокер, — чем могу быть полезен? Улыбка вышла такая измученная, словно Роджер беседовал с полководцем, только что проигравшим долгую и тяжелую войну.

— Мистер Крокер, — начал он, с каждым словом все отчётливее понимая, что подготовленная им речь звучит слишком сухо и официально, — я представляю молодого спортсмена из команды Технологического института Джорджии, футболиста по имени Фарик Фэнон.

— Да-да, — сказал Крокер, — я читал об этом в газете. — Взгляд был спокойный, чуть недоверчивый. И вдруг Крокер зевнул, прикрыв рот ладонью. Роджер на миг остолбенел, не подозревая, что это результат бессонницы, а не скуки.

— Уверяю вас, всё, что я до сих пор делал для своего клиента, было направлено на предотвращение такого рода публикаций, но, к несчастью, эту битву я уже проиграл. — Даже для его собственных ушей фраза звучала протокольно. — Поэтому теперь моя цель — помешать инциденту перерасти в беспорядки на расовой почве.

Слушая, Чарли прикидывал, к чему клонит его собеседник. Наверняка этот чопорный, какой-то деревянный негр сейчас попросит его о посредничестве между Фэноном и Инманом. Ну что ж, разве что послушать ради интереса, как он будет излагать эту просьбу.

А адвокат Белл сидел в кожаном кресле, словно аршин проглотил. Мял руки… нервничал… явно прикидывал, как половчее представить дело. В потоке света, льющегося сквозь стеклянную стену, Белл вовсе не был таким уж черным… просто смуглым, даже еще бледнее…

— Как вам известно, — сказал Роджер, — Фарик — игрок национального масштаба, может быть, самый знаменитый игрок Технологического института Джорджии после… Чарли Крокера.

Выдав эту заранее отрепетированную фразу, Роджер сделал паузу и улыбнулся. К его ужасу, Крокер опять зевнул, прикрыв рот ладонью. Роджеру ничего не оставалось, как гнуть свое дальше:

— И я уверен, что вы хорошо понимаете, — наверное, лучше любого из нас, — какое серьезное давление обрушивается на молодого человека, когда он достигает известности такого уровня. Разного рода давление — социальное, общественное, личное, наконец. В определенный момент юноша оказывается во власти сил, о которых раньше никогда не думал, даже не подозревал об их существовании.