Чего нельзя было сказать о Роджере. Он тоже дрожал, но скорее от нервов. Даже безукоризненная экипировка — синий шерстяной костюм, только что с иголочки Гаса Кэрола, рубашка с высоким воротничком, идеальный узел голубого крепдешинового галстука — не придавала ему уверенности. Он должен был открыть пресс-конференцию. Все трое согласились, что лучше провести ее в «Ринджер Флизом». Здесь и спокойно, и интерьер солидный, а главное, никаких ассоциаций с уголовными делами. Так что Роджер был за хозяина. Когда он спрашивал Зэнди Скотта, одного из директоров фирмы, можно ли провести в библиотеке пресс-конференцию, Зэнди размышлял минут пять (т. е. не больше тридцати секунд), прежде чем согласиться. Оптимизма это Роджеру не прибавило.

Джулиан, видимо, заметил неуверенность Роджера и, подойдя к нему поближе, сказал самым дружеским тоном:

— Да, и не забывайте — говорить надо не спеша, спокойно и твердо. Громкая торопливая речь производит впечатление неуверенности. Что бы вам ни сказали, не повышайте голоса, не поддавайтесь на ругань. И не спорьте — а если все же придется, отвечайте кратко. Чем больше препирательств с журналистами, тем слабее вы будете выглядеть. И главное, помните: мы вовсе не защищаем Фарика, ему никто никаких обвинений не предъявлял. В хорошем хлеву мух от сывиньи отгонять не надо.

Роджер кивнул, но взгляд его был прикован к растущим рядам Прессы. Мерседес Принс провожала на последнее свободное место пятую — или уже шестую? — съемочную группу. Девяносто процентов этой коллекции непрезентабельных человеческих типов составляли белые. Возраст варьировался от двадцати пяти до пятидесяти. Старшим были по вкусу — если это можно назвать вкусом — бороды из клочков недельной щетины, ползучими сорняками покрывавшей скулы почти до самых кадыков. При одном взгляде на них лицо начинало чесаться. Просторные рубашки-поло — все пуговицы расстегнуты, короткие рукава свисают до локтей. Галстука не было ни одного. Пиджаков оказалось два, один из них на сутулой спине низенького толстяка, судя по блокноту в руках, газетного репортера. Рубашка его потеряла всякий вид — он неправильно застегнул пуговицы, и правый конец воротника задрался выше левого. Черных в этом разношерстном стаде было четверо, и двоих из них Роджер более-менее знал. Вот Мелани Уоллес, единственная из всей гомонливой стаи, кто оделся прилично. Она тоже живет на Ниски-лейк, но Роджер с ней почти не общался. Мелани Уоллес, симпатичная мулатка, делала телерепортажи для одиннадцатого канала. Свободно лежащие волосы были уложены аккуратными волнами — дорогая прическа. Брюки цвета молочного шоколада, шелковая блузка в тон. Второй черный, которого Роджер знал, — крупный мужчина в синем полосатом костюме, надетом на синюю футболку. Вот так, запросто — футболка с костюмом. Роджер не раз видел его фотографии в местных «чернокожих» газетах. Этот тип был ярким представителем бесчисленной армии профессиональных борцов с несправедливостью, Роджер Белый считал их жалобщиками на все и вся. Один вид черного журналиста тут же напомнил ему о собственном проклятом прозвище. Мужчина в костюме был Седрик Стифелл, редактор еженедельника «Тревоги Атланты».

И вот этот Седрик Стифелл бесцеремонно развалился на стуле в библиотеке «Ринджер Флизом энд Тик». Все два этажа «Ринджер Флизом» в Пичтри-Олимпус обшиты красным деревом. В коридорах всегда сумерки, и прочесть что-нибудь можно только стоя прямо под светильником. Но библиотека была просто piece de resistance[35]фирменного стиля «Ринджер Флизом». Настоящее царство красного дерева. Не только обшивка на стенах, но и всевозможные детали, украшения, полки с книгами, тяжелые столы, стулья, даже выключатели — всё было из красного дерева. И в противоположном конце читального зала тоже стоял стул красного дерева, на который Роджеру Белому вот-вот предстояло сесть, а перед ним — букет уже включенных микрофонов на массивном столе красного дерева. Шесть больших телекамер вопьются в него, как лазеры. Роджера мучил страх. Речь еще вчера была выучена наизусть, но что, если он станет позорной жертвой собственных расшатанных нервов? Больше всего он боялся показаться белым клиентам, вроде Гертланда Фуллера, очередным черным карьеристом, бегущим впереди паровоза борцов за равноправие, при том, что для седриков стифеллов Атланты он так и останется… Роджером Белым. Ну и, само собой, «Ринджер Флизом энд Тик»! Роджер сообщил Зэнди Скотту о своем новом клиенте Фарике Фэноне немедленно, как только его пригласили, но он никогда не посвящал Зэнди в детали и тем более не говорил о сложности этого взрывоопасного дела. Зэнди наверняка не обрадовался, когда Роджер Белый представил ему Джулиана Сэлисбери, это кое-как одетое недоразумение, и проворного гладкого Дона Пикетта, тоже явно не соответствующего уровню «Ринджер Флизом энд Тик». Господи Иисусе, что же он скажет об этом сброде под названием Пресса?!

Стоило Роджеру вспомнить начальство, как оно появилось на горизонте — Зэнди шел в служебную комнатку откуда-то из задних рядов читального зала. Высокий светлокожий мужчина, ростом примерно шесть футов четыре дюйма, слегка за пятьдесят, рыжие волосы уже начали понемногу сдаваться приливу седины. Гладкие щеки и внушительная полнота, как на портретах Копли[36], — классический символ благосостояния и высокого положения. У Зэнди случались вспышки бешеного гнева. Сейчас он разгонит к черту всю пресс-конференцию, подумал Роджер, и вышвырнет всех вон, весь этот сброд, недостойный ни Ринджера, ни Флизома, ни Тика!

Вместо этого Зэнди Скотт тихо-мирно дошел до служебной комнатки и улыбнулся:

— Привет, Джулиан! Привет, Дон! Роджер, Мерседес говорит, телефон не умолкает ни на минуту! Журналисты все идут и идут! Надеюсь, ребята, вы готовы? — Дружелюбная улыбка. Даже заискивающая! Зэнди в восторге от того, что творится в библиотеке! Именно из его уважаемой фирмы в Атланту устремятся сигналы микрофонов и телекамер! После десятилетий подготовки контрактов, планирования судебных выступлений, разработки завещаний чопорный мавзолей «Ринджер Флизом энд Тик» вольется наконец в бурлящий поток внешнего мира!

— Джулиан и Дон знают свое дело, Зэнди, — сказал Роджер. — Разве что я подкачаю. Я ведь этим никогда не занимался. Может, вы сядете вперед — будете суфлировать, если что?

— Ну что вы, все пройдет замечательно, — заверил его Зэнди.

— Вот и я, Зэнди, то же самое говорю, — расплылся в улыбке Джулиан. — Родж сильно смахивает на того парня, который заявляет: «Вы знаете, я просто старый окружной адвокат… так что покрепче держитесь за кармашек с часами!» — Джулиан в очередной раз приподнял рукав на запястье и показал свои часы. Пять минут одиннадцатого. — Кстати о хронометрах. По-моему, как я уже говорил, подошло время задать сывиньям пойла.

Еще один выброс адреналина, и Роджер вошел в читальный зал, за ним Джулиан и Дон. Свет софитов привел его в ужас. Он словно бы окунулся в совершенно новую атмосферу, к которой не были приспособлены ни легкие, ни глаза. Отовсюду смотрели красные огоньки. Эти красные огоньки означали, что камеры включены и уже снимают его. Роджеру они казались глазами, неотступно следившими за ним, пока он шел к столу и садился на стул, массивный стул красного дерева, на котором всё тело и руки сгибались подковой. Джулиан сел справа, Дон слева.