перебранок его успокаивает. Однако сегодня в голосах второй тройки прорезалось непривычное ожесточение. Ему пришли на ум клинки, которые все точат и точат о камень, стачивая на нет бронзовые лезвия.

Ничего удивительного, если вспомнить, что этим троим, возможно, первыми предстояло умереть. Рук понятия не имел, чем руководствовалась Ванг Во, составляя расписание схваток, но их бой выпал на первый день.

– Сюда, – сказал Коземорд, жестом указывая вслед расходящимся по кругу Достойным, словно на прогулку в саду приглашал.

Талал обращал на себя взгляды зрителей. И неудивительно. Его черная кожа бросалась в глаза среди моря смуглых лиц, да и прикованный к лодыжке чугунный шар привлекал внимание. Коземорд обещал, что, когда дойдет до боя, груз снимут, но пока что оковы выделяли аннурца среди остальных. Конечно, никто не узнал в нем пленного кеттрал, якобы казненного на ступенях Кораблекрушения после атаки на Пурпурные бани. Но довольно было и того, что Талал отличается от большинства домбангцев цветом кожи. Издевки и брань сыпались на него дождем.

– Тебя не назовешь всеобщим любимцем, – заметила Чудовище.

Солдат пожал плечами. У его ног разбился перезрелый плод.

Подняв глаза, Рук успел увидеть, как пара зеленых рубашек волокут с трибун визжащую женщину.

– Хоть стража за мной приглядывает, – усмехнулся Талал.

– Не за тобой, – покачал головой Коземорд. – Они охраняют святость Арены и поединков. Арена священна, как и вы все.

– Моя вера, – вставила Бьен, – не велит убивать то, что считает священным.

– Да, – покивал Коземорд. – Но, уверен, ты успела заметить, что твоя вера… во множестве частностей расходится с верой большинства домбангцев.

Он снисходительно улыбнулся и указал им на выгороженный над самым кругом отсек.

– Нам сюда.

Калитки не было, но даже малорослый мастер без труда перемахнул низкую загородку. Стена за их спинами поднималась выше голов – та самая, через которую они, казалось, много лет назад перетаскивали погребальную ладью. Сегодня они не сумели бы ее перелезть. Наверху расхаживали стражники, и, хотя смотрели они большей частью на зрительские места, никто не сумел бы проскользнуть мимо них незамеченным.

В отсеке стояла длинная скамья, но никто, кроме немедленно плюхнувшегося на место и укрывшегося под зонтом Коземорда, не думал садиться. Чудовище хрустела пальцами, сжимала и разжимала кулаки, словно давила в них маленькое, беспомощное создание. Даже Тупица, можно сказать, оживился: сбил шляпу на затылок и из-под полей поглядывал кругом.

Рук с трудом вспомнил бойцов и мастера в отсеке по левую руку. И подумал, что это плохо: надо было больше времени уделить вероятным противникам.

Разумеется, нельзя было не узнать Малого Као, расположившегося справа от них. Тот взмахнул двумя руками на приветствия толпы, запрыгнул в свой отсек, оперся ладонями на низкую перегородку и, небрежно мазнув взглядом по шестерке Коземорда, улыбнулся ему.

– Не твой год?

Коземорд из тени красного зонтика взглянул на соперника, потом осмотрел своих Достойных, поднял бровь, словно впервые их заметил, и обратился к Као:

– Мне случалось работать и с менее… обещающими воинами.

– Вроде той тройки, что разделал на котлеты Кочет? – закатился смехом Као.

– Тем… не посчастливилось, – помрачнел Коземорд.

– А как твоя пара новых придурков? – Као кивнул на Бьен с Руком.

– Рвутся в бой.

– Рвутся на отборочные после пары месяцев тренировок? – Као с широкой ухмылкой оглядел бойцов Коземорда. – Для людей с таким рвением есть свое название: тупицы.

– Не люблю, когда попусту поминают мое имя, – негромко заметил Тупица.

Он опять надвинул шляпу на лоб, так что видел из-под полей разве что собственные ступни. Повозившись со стеблем тростника, он расщепил его вдоль и принялся чистить зубы щепкой.

– Я и забыл, какие красочные имена у твоей тройки, – снова рассмеялся Малый Као. – Как их там? Тупица, Толстяк и Стерва?

– Толстяк? – с горечью повторил Мышонок.

– Ну если я – Стерва… – проворчала Чудовище.

– Да называйся, как тебе нравится, крошка, – подмигнул ей Као и отвернулся.

Трибуны уже чуть не ломились от наплыва зрителей, а народ все прибывал. Люди висели на стене, сидели на бортах накренившихся судов, взбирались на остатки мачт и рей. В отсеках вокруг арены бойцы исполняли привычные обряды: потягивались, повторяли приемы, бахвалились, погружались в размышления. Сколько людей, столько и разных способов встретить смерть.

Тень от восточных трибун совсем съежилась, покинув песчаный круг к тому времени, как на палубе самого высокого судна появилась и заняла свое место Ванг Во.

Зрители разразились ревом. Топот оглушал. Вопли ощущались как вода, со всех сторон сжимающая ныряльщика.

Но стоило верховной жрице поднять руку, установилась тишина, в которой Рук услышал, как хлопают флаги на ветру, скрипят доски и где-то невдалеке от Арены кричит, падая на добычу, болотный коршун.

– Люди Домбанга, – сказала Во, и легкий ветер разнес ее голос по рядам. – Вы меня знаете и знаете, что я не мастер говорить.

Это была не совсем ложь. Ванг Во вознеслась на вершину не только через свои подвиги военных времен, но и впечатляя народ призывами, однако и в самом деле она никогда не старалась приукрасить свои речи. Казалось даже, что простота ее слов после многих поколений пафосных аннурских чиновников была особенно мила народу.

– Я, пока не стала жрицей, охотилась на крокодилов, так что знаю, каково сражаться, убивать, стоять на краю смерти. В этом есть чистота, какой не найдешь в жизни. Пивовары разбавляют пиво водой. Лавочники обманывают покупателей. Работники лгут, рабы отлынивают. Таков наш мир. Но здесь не солжешь, не отсидишься в теньке. Этому учат нас наши боги. Они учат, что наше величие требует встречи лицом к лицу с гибелью. За много веков мы забыли этот урок. Нам и сейчас что ни день грозит опасность его забыть. Мужчины и женщины, собравшиеся там, внизу, – Ванг Во указала рукой на Достойных, – взяли на себя труд напоминать его нам. Нет слов, чтобы измерить то, что они совершат здесь сегодня, и потому я скажу – им и вам – одно: спасибо. Сражайтесь упорно, умирайте достойно.

Она подняла три пальца в старинном домбангском приветствии.

Едва жрица отступила от борта, в дальнем конце арены открылась дверь. В круг рысцой выбежали шестеро, вытащили на песок длинный дощатый стол. За ними еще шестеро вынесли традиционное оружие Достойных. Последним вышел глашатай: человек-бык, готовый прореветь порядок боев и имена поединщиков.

Выждав, пока работники разложат оружие на столах и уйдут из круга, он вскинул руку.

– Первая схватка отборочных боев! – Переждав приветствия и вопли, глашатай продолжал: – Бойцы Малого Као наступают от западного края арены: Данх Фау, Санг Там и Чинх Три Тро, известный так же как Синий Чинх.

Рук покосился