В ответ она отшутилась и написала подруге, что о ней не нужно беспокоиться.

По распоряжению Изара его помощник забрал из ее нью-йоркской квартиры все ее вещи вплоть до столовых приборов и средств гигиены. Когда ее подруги проснулись следующим утром и зашли в ее комнату, они обнаружили, что ее шкаф, полки и письменный стол пусты, словно она никогда там не жила. Разумеется, они расстроились и испугались.

Изар был абсолютно спокоен, когда на следующий день после их приезда в Швейцарию она ворвалась в его кабинет и обвинила его в том, что он нарочно напугал ее подруг до полусмерти.

— Они подумали, что со мной произошло что-то ужасное, — бросила она, размахивая перед ним мобильным телефоном. — Неужели было необходимо так внезапно забирать меня оттуда, никого не предупредив?

— Я могу воспринимать твое вызволение из этой ужасной дыры только как благо, — спокойно ответил Изар, не отрывая взгляд от экрана ноутбука. — Ты говоришь впустую.

— Еще я трачу впустую время и силы, — отрезала она. — Потому что, когда я вернусь в Нью-Йорк, я снова поселюсь в той квартире. Можешь не сомневаться.

На этот раз Изар отвлекся от работы и встретился с ней взглядом, но ничего не сказал. Тогда она попыталась убедить себя в том, что чувствует, как стены ее тюрьмы начали смыкаться.

«Но действительно ли это тюрьма? — спросила она себя позднее, когда устроилась в кресле с книгой. — Если это тюрьма, тогда почему ты до сих пор ни разу не попыталась сбежать? Он закрылся в своем кабинете и никого к тебе не приставил. Ты могла бы спуститься с горы и вернуться в Нью-Йорк. Почему ты этого не сделала?»

У Лилианы не было ответа на этот вопрос, но она не собиралась заострять на нем внимание. Было намного проще говорить себе, что она просто ждет подходящего момента.

Ей было бы гораздо проще сказать подругам, что у нее все хорошо, чем пытаться им объяснить особенности своих взаимоотношений с опекуном, которого до этого она видела всего один раз. Для этого ей пришлось бы рассказать им, кто она на самом деле, что было бы опрометчиво. В результате она им написала: «Нет, меня никто не похищал. Со мной все в порядке. Я просто улаживаю кое-какие семейные проблемы».

На следующее утро после их прибытия в Сент-Мориц Изар позвал ее в фойе и подарил ей множество коробок и пакетов с одеждой, которую производила их компания. Она сразу узнала элегантный покрой вещей, цвета и фактуры тканей, и к ее горлу подкатился комок.

— Ты дочь своей матери, — сказал ей Изар, когда она бросила на него растерянный взгляд, не понимая, зачем он это сделал. Ее сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот отправит ее в нокаут. — Тебе пора начать одеваться соответствующим образом.

В их первый вечер в Сент-Морице Изар дважды отправлял ее назад в ее комнату переодеваться, прежде чем решил, что ее наряд подходит для ужина, и позволил ей занять место за столом. После этого у нее пропал аппетит.

— Я могу по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда мне нужно одеваться подобным образом, — заявила тогда Лилиана, яростно сверкая глазами. Она испытывала напряжение и чувство неловкости, зная, что ни один шикарный наряд не превратит ее в Клотильду Жирар. Пытаться подражать матери было бы для нее болезненно и оскорбительно. — Я стажер, а не принцесса.

— Ты Лилиана Жирар-Брукс, — поправил он ее обманчиво мягким тоном. — Ты рождена для того, чтобы носить такую одежду.

Сжав руки в кулаки, она тупо уставилась в свою тарелку:

— Эта одежда мне не подходит. Я выгляжу как школьница, которая надела на выпускной бал платье своей матери.

— Ты говоришь, как капризный ребенок, — заметил Изар, и она снова подняла на него глаза. Он сидел за противоположным концом длинного полированного стола. — Но, если ты сможешь переступить через свое желание постоянно мне перечить, ты останешься красивой женщиной в идеально сидящем на ней платье, которое само по себе произведение искусства. — Он поднял брови. — Ты хочешь стать произведением искусства? Или ты предпочитаешь оставаться посредственностью?

Лилиана сердито посмотрела на него, даже не пытаясь разобраться в урагане противоречивых эмоций, который бушевал в его душе.

— Если быть посредственностью означает оставаться незамужней, независимой и свободной во всех смыслах, я выбираю это, — отрезала она.

Изар просто чокнулся с ней бокалом с вином:

— Меньше думай о свободе, gatita, — мягко произнес он. — Больше думай о своем наследстве.

Каждый вечер после этого был похож на предыдущий. В какой-то момент она поняла, что Изар держит ее здесь не просто так. Что он пытается ее вышколить, сделать из нее идеальную жену.

— Ты не Франкенштейн, — сказала она ему примерно через неделю. За ужином он объяснял ей, как нужно общаться с разного рода важными людьми, которых она будет встречать на светских раутах. — Ты не можешь подобно ему разрезать меня на части, а затем заново собрать воедино, сделав из меня улучшенную версию, которая будет во всем слушаться тебя.

— Разве я разрезал тебя на части, Лилиана? — Она терпеть не могла, когда он разговаривал с ней как с ребенком. — Насколько я помню, я просто объяснял тебе твое место в мире.

— В твоем мире, не в моем.

После этого он перестал отвечать на ее обвинения, и она знала почему.

Потому что с каждым днем она все больше себя предавала. Она стала гораздо более комфортно себя чувствовать в одежде, которую выбрал для нее Изар. Стала носить кашемировые джемпера и брюки, тогда как до сих пор предпочитала флисовые толстовки и джинсы. Одним словом, ее прежний гардероб состоял из одежды, которую носят учащиеся. Она окончила колледж пять месяцев назад, но продолжала ощущать себя студенткой. До приезда сюда.

Сейчас, надевая к ужину элегантное вечернее платье, она уже не чувствовала себя самозванкой. Вместо того чтобы просто собирать волосы в хвост или небрежный узел, она теперь аккуратно их укладывала. Кроме того, она стала с большей тщательностью подбирать туфли и аксессуары. Неужели она стала видеть в себе ту женщину, которую видел в ней Изар?

«Я делаю то, чего он от меня хочет, — часто думала она с чувство, близким к отчаянию, глядя на свое безупречное отражение в зеркале. — Превращаюсь в идеальную жену для него».

И похоже, это необратимо.

Ее сегодняшний наряд был из последней коллекции. Это было фиолетовое платье в пол с широким воланом, спускающимся от плеча до края подола. Второе плечо было обнаженным. Она заплела волосы в несколько кос и уложила их в высокую прическу. Из украшений она надела только маленькие бриллиантовые сережки, принадлежавшие ее матери. Закончив наряжаться, она нанесла на запястья немного своих любимых духов.

Она не спросила себя, зачем так старательно поработала над своим образом. Точнее говоря, она нарочно не задавала себе подобных вопросов, пока не подошла к главной лестнице, когда старинные часы в гостиной пробили семь раз. Изар стоял у подножия лестницы. На нем был элегантный темный костюм, который подчеркивал его атлетическое сложение. Когда он ее увидел, на его щеке дернулся мускул. Его взгляд тут же упал на ее бедро, показавшееся в высоком разрезе подола.