— У меня был мяч. Это все, что у меня было. Я целыми днями пинал его во дворе жалкой лачуги, принадлежавшей моему лицемерному дяде. Я гнал его по улицам, когда убегал от полицейских, священника или еще кого-то, кто преследовал меня за мои проступки. Я был неуправляем и зол на весь свет и вымещал свою ярость на этом чертовом мяче.

Лилиане было тяжело все это слушать, но она не знала, как положить конец тому, что она сама вызвала.

— Все, что я имею, я заработал потом и кровью. Я пожертвовал телом и душой, чтобы стать известным и богатым. Когда из-за травмы мне пришлось оставить футбол, который был смыслом моей жизни, я не сложил руки, а закусил удила и начал все заново в другой сфере деятельности. Я добился больших успехов в спорте и в бизнесе, а ты что сделала, Лилиана? Помимо того, что создала и продолжаешь создавать мне массу проблем?

— Прошу тебя, Изар, — хрипло произнесла она, чувствуя себя виноватой перед ним. — Прости. Я не думала.

— Для меня это не новость, — отрезал он.

Нуждаясь в небольшой передышке, Лилиана поднесла к губам бокал с вином и сделала несколько глотков.

— Где сейчас твоя мать? — спросила она затем, бросила взгляд на Изара и тут же пожалела о своем вопросе. — Если не хочешь, не отвечай. Я просто поинтересовалась…

— Понятия не имею. — Его тон по-прежнему был грубым, но в нем не было первоначальной ярости. Лилиана решила, что это хороший знак. — Возможно, она еще жива. Возможно, умерла от передозировки и лежит в безымянной могиле. Признаться, мне нет до этого никакого дела.

За этим последовало продолжительное молчание, которое сопровождалось постукиванием столовых приборов о тарелки и тихими звуками классической музыки, доносящейся из встроенных динамиков. На столе горели свечи в изящных подсвечниках, в камине потрескивали поленья.

— Я рада, что ты поладил с моими родителями, — сказала Лилиана, когда молчание стало невыносимым. — Приятно думать, что они хорошо проводили время в Берлине.

После того, что он рассказал ей о своем тяжелом детстве, она не стала добавлять «даже с тобой», как собиралась до этого.

— Твои родители были мне хорошими друзьями, Лилиана, — ответил он наконец, не глядя на нее. — Очень хорошими. Я каждый день их вспоминаю и чувствую утрату.

Это откровение подействовало на Лилиану как удар под дых. Наверное, Изар прав, и она на самом деле избалованная эгоистка, как он утверждает. Потому что до сих пор ей даже в голову не приходило, что он тоже что-то потерял в тот день, когда погибли ее родители. Что, помимо деловых, у них могли быть теплые дружеские отношения. Что он тоже мог их оплакивать.

Ужин продолжался. Изар если и не оттаял, то подавил свой гнев и, как обычно, стал ее критиковать и подкалывать. В другой раз это вызвало бы у нее чувство раздражения, сейчас же она испытывала облегчение.

— Я не знала, что помимо футбола и бизнеса ты так хорошо разбираешься в вопросах этикета, — сказала она после того, как им подали салат. — У тебя много талантов, — искренне улыбнулась она.

— Я просто пытаюсь выяснить, чему тебя научили в том частном пансионе, — произнес он привычным для нее неодобрительным тоном. — Пока что у меня создается впечатление, что я зря платил бешеные деньги за твое образование. С таким же успехом я мог бы отдать тебя в бесплатную общеобразовательную школу.

— Я смогла поступить в колледж, — напомнила ему она. — Наверное, потому, что приемная комиссия решила, что мои оценки важнее, чем моя способность загадочно улыбаться старым хрычам, пытающимся меня облапать во время благотворительных мероприятий.

Она ожидала, что Изар, как обычно, смерит ее испепеляющим взглядом или отпустит какую-нибудь колкость в ее адрес, но ей не следовало забывать о том, что сегодняшний вечер не был обычным и что она вывела его из себя своими расспросами.

Он резко поднялся из-за стола, и сердце подпрыгнуло у нее в груди.

— Я так понимаю, тебе все это кажется нелепым, — прорычал он. — Но я здесь не для того, чтобы тебе угождать, Лилиана. Я здесь для того, чтобы превратить тебя в бриллиант чистой воды, которым восхищался бы весь мир. Я хочу, чтобы каждый мужчина желал тебя, и каждая женщина завидовала тебе. Этому не бывать, если ты вернешься в убогую квартиру в Бронксе и будешь класть локти на стол, нецензурно выражаться и пить пиво, притворяясь девушкой из простого народа.

— Я никогда не делала ничего подобного! — возмутилась она, неистово сверкнув глазами. — Я даже пиво не люблю.

— У тебя есть любые привилегии, которые только можно себе представить, однако ты считаешь себя жертвой своего состояния. У тебя есть известное имя, богатство, целая жизнь.

— Жизнь? — Резко выпрямившись, она уставилась на него. — Да, мне повезло появиться на свет в такой богатой семье, как Жирар-Брукс, но на этом мое везение закончилось. Я осиротела и оказалась на попечении человека, у которого не было для меня времени. Человека, который терпеть меня не мог и потому поместил меня в закрытый частный пансион. Как говорится, баба с возу — кобыле легче. Если ты считаешь это благим делом, ты ошибаешься. Я никогда не видела в этом ничего хорошего для меня.

— Я знаю, что ты потеряла родителей, но я не мог ничего сделать для того, чтобы ослабить этот удар, — процедил он сквозь зубы. — Никто не смог бы. Я отправил тебя туда, где ты вместе с другими юными аристократками и королевскими особами должна была находиться под надзором строгих женщин, которые получали за заботу о твоем здоровье и благополучии немалые деньги. Что еще, по-твоему, мог предложить тебе тогда я, незнакомый молодой мужчина?

— Я хотела…

Лилиана не знала, как закончить фразу. Этот разговор запоздал надолго. Они уже не опекун и подопечная. Все гораздо сложнее, и они оба это уже осознали.

Характер их отношений изменился. Всякий раз, когда они оказываются в одной комнате, пространство между ними наэлектризовывается, но до сих пор ни один из них не осмеливался сделать шаг вперед.

Лилиана сама не заметила, как поднялась из-за стола. Она знала, что ей следовало бы сесть и успокоить Изара или вообще положить конец этому разговору. Но она не смогла себя заставить это сделать, потому что происходящее доставляло ей странное удовольствие.

Лилиана никогда не видела Изара таким. Она даже представить себе не могла, что он может таким быть. Его глаза горели, все его тело было напряжено как натянутая струна. Он напоминал ей пантеру, готовящуюся наброситься на свою жертву.

Лилиана шагнула в сторону, и его взгляд тут же упал на ее бедро, показавшееся в разрезе подола. Она узнала это выражение лица. Точно такое же было у него за несколько мгновений до того, как он занялся с ней любовью в ее квартире в Бронксе.

При воспоминании об этой близости в низу ее живота все начало пульсировать, а кровь разлилась по венам огненной лавой.

Да, у нее был весьма скромный сексуальный опыт, но, глядя сейчас на Изара, она могла с уверенностью сказать, что он ее желает. Что он злится, потому что хочет к ней прикоснуться, но вынужден постоянно контролировать свое желание.