Эллен дотронулась до моего плеча.

– Детектив не прав, сама понимаешь. Он – не родственник, ни из ближних, ни из дальних. Если ведьма или ведьмак пришли бы к Джинни с дурными намерениями, она бы за милю почувствовала враждебный настрой.

Эллен задумалась и медленно проговорила:

– Тот, кто рождается наделенный силой, имеет особые признаки, как подпись. Как некая вибрация. Когда рядом оказывается некто, подобный нам…

Она отвернулась, видимо, стыдясь, что в число избранных не вхожу я.

– …его вибрация либо в тон попадает с нашей, либо в диссонанс, как гвоздем по стеклу.

Она посмотрела на Рена.

– Если бы наполненная злобой ведьма направлялась прямо к ней, Джинни бы сразу все просекла.

– Но если она могла знать, что к ней идет ведьма, почему она не могла почувствовать кого-нибудь нормального? Мне кажется, что твоя теория уязвима, – возразила я и слегка покраснела. Зря я использовала слово «нормальный» для тех, кто не обладает колдовским даром.

– Такого человека следует называть «обычным», а не «нормальным», – поправила меня Эллен. Однако, судя по всему, мой термин ее не обрадовал. – Кто бы ни убил Джинни, преступник, возможно, был обычным, но уж точно не «нормальным». И я уверена, он наверняка был весьма неуравновешенным. Сама ведь знаешь, что психически неустойчивые люди в полнолуние ведут себя еще более неадекватно.

– Поэтому и говорят «лунатик», – ответила я.

– Именно. То же самое происходит, когда безумец, прости мое отсутствие политкорректности, приближается к грани. Вибрации выводят его из себя еще сильнее. А Джинни была точкой концентрации силы, якорем той части грани, за которую отвечает наша семья. Поэтому рядом с ней безумец свихнулся бы окончательно.

Эллен помолчала.

– Джинни не среагировала на угрозу, и я подозреваю, она думала, что сможет с ней справиться. Но она недооценила степень безумия нападавшего. В любом случае убийца не из нашей родни, – закончила она.

– Ага, понимаю, но я не смогла убедить в этом детектива Кука.

– Не беспокойся. Он немного подержится за свою идею, но у него открытый ум. Открытый еще и в том смысле, что я могу в нем покопаться.

Она положила руку Рену на голову.

– Ты что-то увидела? – спросила я.

Эллен начала ерошить светлые волосы Рена, и морщины у нее на лбу разгладились. Рен был ее утешением.

– Сосед заметил молодого парня во дворе у Джинни, в то утро, когда ее убили. Афроамериканца вроде бы. Не смогла вытащить детальное описание, но, судя по впечатлениям Адама, я его вряд ли знаю.

– Мячик! – нетерпеливо воскликнул Рен.

Эллен встала.

– Хорошо, малыш, – ласково произнесла она и улыбнулась. – Пойдем. Где ты последний раз с ним играл?

– Снаружи, – ответил Рен.

– Тогда начнем искать там, – заявила Эллен и вывела Рена из библиотеки.

Спустя считаные секунды на пороге появился Тиг Райан – еще один из наших родственников.

– Ты до сих пор здесь? – осведомился он утвердительно-командным тоном. Массивная нижняя челюсть и высокий лоб делали Тига похожим на нечто среднее между учеником выпускного класса и телеведущим. Но по заносчивости его можно было сравнить с избалованным шестилетним мальчишкой или с Людовиком XIV, французским «королем-солнцем».

– К вашим услугам, – язвительно ответила я.

Он встал в дверях, не давая мне выйти.

– Будь добр, – прорычала я, но он не пошевелился. Пригнувшись, я выскочила в коридор мимо него, но он схватил меня за руку. В первое мгновение я вздрогнула, но потом храбро стряхнула его здоровенную лапу.

– Вы, Тейлоры из Саванны, думаете, что всегда выкрутитесь, – бросил он мне с резким северным акцентом, отчего его слова прозвучали еще грубее. – А по-моему, вам не стоит даже мечтать о благоприятном исходе дела.

Он обошел вокруг меня, вновь преграждая мне путь.

– Вы слабы и изнеженны, а другие… скажем, тот же я, постоянно укрепляют дисциплину и набирают вес. На этот раз вы потеряли власть над гранью. Мы вечно плясали под дудку Тейлоров, но Джинни стала последним якорем из рода Тейлоров. Теперь вы не будете нами править. Пришла наша очередь владеть силой.

– Насколько я понимаю, вам все карты в руки, – буркнула я, отталкивая его и отчаянно пытаясь заблокировать психические щупальца, потянувшиеся к моему обнаженному сознанию.

Я была легкой мишенью для родственничков-телепатов, и они часто пользовались своим преимуществом. Поэтому я принялась мысленно повторять мантру «Не лезьте ко мне, придурки!», чтобы заглушить прочие мысли.

Поднявшись по лестнице, я побежала по длинному коридору к бельевой, где Мэйзи должна была ждать меня. Мы прятались там вместе с тех пор, как ходить научились. В это помещение с узким окошком можно было запросто втиснуть кровать. Наверное, раньше это была комната для слуг, и тогда в обществе подобные габариты считались нормой. За многие годы бельевая стала для нас привычным местом, где можно было посекретничать и не только: комнатушка стала нашим убежищем. Это была святая святых. А сейчас, когда в доме было полно родственников, она оказалась нашим спасением – лишь здесь у нас оставался шанс поговорить наедине.

Понимая, что выгляжу глупо, я тихо постучала, причем прибегла к нашему с Мэйзи тайному коду. Дверь распахнулась, и я увидела Мэйзи. В руках она держала большой торт с горящими свечами.

– С днем рождения нас! – с улыбкой пропела она.

Я вошла в комнату, и дверь тотчас захлопнулась у меня за спиной. Сила Мэйзи была столь велика, что она инстинктивно пользовалась своим даром. Наверное, магия прямо бурлила у нее в крови.

– Но до нашего дня рождения еще несколько дней, – возразила я.

– Да, но если меня выберут на смену Джинни, я не смогу отпраздновать его с тобой. Меня отправят учиться у другого якоря. А я не хочу, чтобы мы отметили совершеннолетие врозь, – пояснила она. – Давай задувать свечи. И у меня для тебя сюрприз.

– Сюрприз уже случился, – рассмеялась я.

– Нет, сестренка, – ласково улыбнулась Мэйзи.

Я сделала шаг по направлению к ней, ощущая тепло, исходящее от огоньков.

– На счет «три», – сказала Мэйзи. – Раз, два… три!

Мы дружно дунули, но язычки пламени не исчезли: они соскочили со свечей и затанцевали в воздухе. Все были нормального цвета, но один из них внезапно стал ярко-синим, как пламя газовой горелки.

– Это двадцать одно воспоминание, для тебя, если захочешь подумать о чем-то особенно хорошем, – пояснила Мэйзи. – А если точнее, то двадцать воспоминаний и одно пожелание для нас обеих.

Я в молчаливом изумлении смотрела на подпрыгивающие в воздухе язычки пламени.