Ларисой Латыниной, она очаровала всех красотой и необыкновенным обаянием. Прошло совсем немного времени после окончания войны, а наши спортсмены уже занимали почетные места в международных соревнованиях, это вызывало гордость за страну.

Событием было прибытие в Ужгород колонны новых автомобилей, производимых в стране — «Волги», «Москвича» и шикарного «ЗИМа».

Осенью на Ленинградской набережной была организована выставка достижений народного хозяйства. В павильонах с вывесками местных предприятий высились горы фруктов, стояли бутылки с виноградным вином, маслом подсолнечника, лежали красочно расшитые одежды и самотканые половики.

Было празднично, весело и значительно. Из патефона звучали голоса популярного тогда дуэта Бунчикова и Нечаева. Они пели:

Летят перелетные птицы в осенней дали голубой,

Летят они в дальние страны, а я остаюся с тобой,

А я остаюся с тобою, родная навеки страна!

Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна!

Люди стояли вокруг патефона с радостными лицами, слушали эту песню, всем верилось, что наступает новое, хорошее время.

* * *

Начавшаяся учеба в десятом классе проходила в обстановке борьбы за аттестат с медалью, с ним в институт принимали без экзаменов.

Я имел шансы на такой аттестат, но получил «четверку» за сочинение на тему «Подвиг молодогвардейцев».

Опечаленная Белла Григорьевна сказала:

— Как же ты не заметил главной организующей роли Олега Кошевого? Три страницы — про Сергея Тюленина, Любовь Шевцову, подробно — об Ульяне Громовой, а о комсомольском вожаке — три предложения! Я уже не говорю о полном забвении партийной организации!

— Но мне кажется, что так в романе представлены герои…

— Это — тебе кажется. А оценки выставляет комиссия РОНО.

Было обидно вдвойне. Незадолго до этого я имел беседу в редакции «Закарпатской правды», там похвалили мой рассказ о походе по Карпатам, советовали поступать на факультет журналистики.

Отличная оценка по сочинению была бы хорошей рекомендацией.

Но об обучении на журналиста папа высказался неожиданно резко:

— Мой сын не будет проституткой!

Это огорчило маму, она искала протекции своему способному сыну.

С мамой у меня установились дружеские отношения, я даже делился с ней впечатлениями о девочках, которые мне нравились. Папа же никогда не давал мне «полезных для жизни» наставлений. Мне кажется — его принцип отношений со мной определяло правило: «Делай, как я». А мою сестру Аню он очень любил.

Папа трагически погиб через три года. О причинах и обстоятельствах его смерти в 47 лет сейчас нет смысла говорить. Думаю, его судьба во многом определилась извечной русской тоской о неосуществленной мечте. Своим поведением он напоминает мне героев чеховских пьес, чувствительных, любящих, не знающих, как достичь общего счастья при скверных обстоятельствах и плохих поступках людей. Но он не был подвержен хандре, от этого его спасала инженерная работа.

На прощальном собрании преподаватели нашли теплые слова всем, не выделяя кого-либо. Мы с девочками школы № 4 всю ночь гуляли по городу, вспоминая памятные места и события прошедших лет.

Прошли по Ленинградской набережной с рядами лип и кустов роз, поднялись на Калварию мимо часовен со скульптурой Богородицы, направились к замку, где гуляли во время школьных каникул. Наверно всем пришла мысль, что это наша последняя общая встреча, дальше начнется новая жизнь, другая. Это вызвало в нас ощущение такой душевности и любви, что сдержанный в проявлениях эмоций, первый силач школы, Владик Гаврило даже спел популярные тогда куплеты из фильма о счастливой колхозной жизни:

Из-за вас, моя черешня,

Ссорюсь я с приятелем,

До чего же климат здешний

На любовь влиятельный!

А мне вдруг стало грустно оттого, что со многими ребятами я могу уже никогда не встретиться. Давно уехала из города Лида Звонарева, не слышно о Наде Микуланинец. Бренер и Ефименко едут учиться в Харьков, мы с Мишей Павловским — в Ленинград, чтобы поступать в Политехнический институт.

Мне вспомнился и Иштван, тоже заканчивающий учебу в школе. Венгры не устраивали особых гуляний по этому поводу. Многие из них планировали поступление в Ужгородский университет. Держались они обособленно, но проявляли дружелюбие к нам.

Тогда и намека не было на будущие неприятности 1956 года.

В ностальгическом настроении я обошел места нашего проживания в Ужгороде. Прошел мимо дома Вайса, где, похоже, никто не жил. Зашел в дом на Мукачевской улице и не обнаружил там рыжеватой соседки Вали, приобщившей меня к чтению книг. В «рафанде» полногрудая красавица Рита Бутенко снисходительно пожелала мне успехов. А Юра Клименко поведал, что сейчас увлекся толканием ядра и готов бросить эту школу с ее нудными порядками и непонятно для чего получаемыми знаниями.

Каждый надолго запоминает город детства и юности, с дружбой, первой влюбленностью, с острыми переживаниями успехов и бед. Для меня таким городом стал Ужгород. Я не раз приезжал в него позже, и каждый раз казалось, что город становится хуже.

А в тот день я вышел на мост, по которому мы приехали в этот город десять лет назад. После бурного весеннего паводка река обмелела, на ее середине появился зарастающий ивняком остров. Дальше течение реки убыстрялось, ее поток горбился на перекатах, и она исчезала за поворотом, где когда-то скрылся мой кораблик из консервной банки.

Зеленый цвет молодости

Людей моего поколения называют «шестидесятниками» по периоду духовного подъема, проявившегося в стране в первые годы правления Н. С. Хрущева. Осуждение им на ХХ съезде КПСС культа личности вызвало у всех спонтанное осознание значения каждого человека и надежду на более достойные условия жизни.

Перемены во внутренней и внешней политике СССР объяснялись не только новыми лицами во власти. Страна имела авторитет победителя фашизма, разные освободительные движения в колониальных странах ориентировались на наш опыт строительства справедливого общества. Успешные хозяйственные реформы при объявленном соревновании с капитализмом могли бы объединить наших людей новыми идеями и мобилизовать их на трудовые достижения. И хотя в это время была построена берлинская стена, произошли венгерские события, кризис с размещением наших ракет на Кубе, но культурные и экономические связи с западными странами, реализация масштабных хозяйственных проектов вызвали надежды на необратимо лучшее будущее страны.

Этот период в нашей жизни Илья Эренбург назвал «оттепелью».

В такой обстановке началась моя учеба в Политехническом институте Ленинграда. Долго размышлять о выборе профессии я не стал, всякий труд тогда считался почетным и обеспечивающим достойную жизнь, по понятиям того времени. Ориентируясь на размер стипендии, мы с Мишей Павловским поступили на металлургический факультет.

Институт поразил нас