Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты будешь делать здесь?! — восклицала Клавдия Михайловна. — Безделье всегда кончается чем-то плохим! А ты к этому склонен!
Она обратилась ко мне:
— Как ты собираешься проводить лето?
— Не знаю… — ответил я. — Буду ходить в бассейн. Может, на «велике» поеду рыбачить на озеро в Невицком.
— Как все нормальные люди… — констатировал Юра.
— Что — нормального! — всплеснула руками Клавдия Михайловна. — Там — туристические походы, регулярное питание! А что здесь?!
В расстройстве, она начала убирать со стола. И вдруг, сказала мне:
— Поезжай с ним! Только так его можно сдвинуть с места!
— Я?! Кто меня там ждет?
— Я попрошу Николая Игнатьевича, папу Юры, он устроит.
Вспомнив глаза Юриного папы, я съежился, не зная, что ответить.
Клавдия Михайловна подсела ко мне, обняла и заговорила:
— Ты не думай, Николай Игнатьевич очень добрый человек. Просто у него такая работа. Знаешь, сколько он пережил? Мы из Донбасса, его молодым парнем взяли на эту службу. Когда немцы вошли в Сталино, я бежала с Юрой на руках, а муж сзади отстреливался из автомата. Это сейчас мы живем спокойнее. А пять лет назад, когда мы жили на Львовщине, он спал с пистолетом под подушкой, при первом сигнале о бандитах из леса должен был вскочить в машину.
На меня очень действуют такие рассказы, я согласился.
Условия в лагере были спартанские. Мы жили в просторной палатке, спали на железных кроватях. В шесть часов утра громко звучал горн, после вечерней поверки требовалась полная тишина. Дневное время было занято спортивными играми и изнурительными походами.
Это был лагерь со строгим режимом отдыха. В конце пребывания в нем мы совершили многокилометровый поход на озеро Синевир, по самым красивым и глухим местам Закарпатья.
К исходному месту похода, в район небольшого городка Рахов, нас довезли на машине. Нагрузившись снаряжением, мы пошли дальше проселочной дорогой, поднимающейся все выше по склонам гор. К обеду вошли в ущелье, вдоль него текла бурная река. Карпаты — пологие горы, но здесь обнаружился отвесный участок скалы. Несколько ребят полезли по ней наверх. Ввязался в эту историю и я. Когда, ставя ноги на выступы и хватаясь за края скалы, поднялся на высоту шести-семи метров, осознал, что спуститься тем же путем не удастся. Другие ребята поняли это раньше и вернулись вниз. Оставалось лезть вверх до края каменной гряды, а за ней обнаружился наклонный участок осыпи, на котором росли редкие кусты ежевики. Я прижался к осыпи, обдумывая, — что делать дальше. Внизу слышались голоса ребят, но я не мог им крикнуть, да они и не услышали бы. Нужно было проползти около метра, чтобы ухватиться за куст ежевики. Но когда, согнув ногу, я стал перемещать тело, из-под меня поползли и начали падать вниз камни. Те мгновения, когда я судорожно двигал руками и ногами, пытаясь схватиться за куст, мне запомнились надолго. Пытаясь зацепиться за камни, выступы почвы, я представлял, как меня, неподвижного или изувеченного, принесут в дом к маме и что с ней будет. Мне все же удалось зацепиться за корни куста и выползти на твердый участок земли. К этому времени ко мне добрался Юра. От пережитого напряжения меня вырвало.
Дальше поход продолжался намного спокойнее. День мы провели на фантастически красивом озере Синевир. Бригада лесорубов валила там стволы бука и пилила их на бревна мерной длины. Бревна бросали в деревянный желоб, они 150–200 метров, дымясь от нагрева трением, летели вниз к реке, где их вязали в плоты. Связки плотов лесорубы сплавляют к лесопилке, стоя по колено в бурлящей воде. Это не раз показывали в кинохронике как подвиг тружеников Закарпатья.
Однажды мы остановились на обед у минерального источника. Развели костер, достали консервы, дежурные пошли за водой к ручью. Вдруг, как из воздуха, возник человек в блеклой солдатской форме. Он спросил меня, где наш инструктор. Они оба отошли в сторону недолго поговорили, потом наш гость незаметно растворился в кустах. После обеда инструктор сказал — нам срочно нужно менять маршрут.
Оказалось, что в одном из сел убили председателя колхоза, местность сейчас скрытно прочесывают сотрудники МВД, идет розыск остатков банды, еще терроризирующей население этого района.
После этого красивая природа показалась угрюмой, а опасности в этой затерянной глуши — вполне реальными.
Но в конце дня мы вышли к стройке электростанции на реке Теребля. Слышался шум механизмов, ярко горели огни на мачтах, по радио передавали о всесоюзной велогонке. Здесь была советская власть.
После возвращения из этого похода у меня случилась неприятность.
В лагере был фельдшер, рыжеватый человечек низкого роста. Он остановил меня и сказал, что нужно поговорить. В своем кабинете «рыжий» принял важную позу и, пронзив меня глазами, спросил:
— Как ты оказался здесь?
Я молчал, не понимая вопрос. Он сурово продолжил:
— Отвечай! Твои родители не имеют никакого отношения к органам. Твой папаша недавно — из заключения. Как ты оказался здесь?
Еще год назад я растерялся бы от такого наглого наскока, но сейчас, чувствуя нарастающую злость, медленно процедил:
— Вы знаете фамилию Клименко? И мне сказать ему о нашей беседе?
«Рыжий» на глазах начал расползаться и превращаться в кучу.
Он испуганно бормотал:
— Что ты, мальчик, что ты… Шутка… Шутки нужно понимать…
— Гад! — выдавил я из себя и вышел из его кабинета.
Было противно, я очень разнервничался, но отметил, что в этот раз в моей голове не возникла цифра 12.
Клавдия Михайловна была довольна нашим с Юрой летним отдыхом. Она даже поговорила с моей мамой, похвалив ее хорошего сына.
Я пришел поблагодарить Николая Игнатьевича за помощь в отдыхе.
Он как всегда был угрюмо задумчив и лишь сказал:
— Было хорошо? Я рад, молодцы…
* * *
С открытием таможни на близкой к Ужгороду пограничной станции Чоп нас начали посещать известные люди страны.
Помню приезд знаменитого безногого летчика Алексея Маресьева, он то ли ехал на очередной конгресс в защиту мира, то ли возвращался с него. Темноволосого мужчину вела под руку энергичная молодая женщина, их сопровождала толпа. Маресьев смущенно улыбался, шел, косолапо переставляя ноги, похоже, был слегка пьян.
Запомнилось и посещение нашей школы уже знаменитой гимнасткой