Кап Капыч собрался на кошачью выставку, чтобы отразить потомсие великое событие на своей дамской страничке. Для этой цели он выпросил дажефотографа — Витьку Колобкова. Витька приперся к нам в отдел страшно недовольный— еще бы, его, великого фотографа, заставляют снимать какое-то семействокошачьих!

— Уж снизойди до нас, грешных, — посмеивался КапКапыч, — не все же в высших сферах витать. Очень ты гордый стал, Витенька!

— Не в том дело, — признался Витька, — у меняна кошачью шерсть аллергия, расчихаюсь потом…

— Так тебе и надо! — обрадовалась я, вспомнив, какиз-за Витькиной жалобы меня выперли из отдела культуры. — Прочихаешься —меня вспомни.

Они все ушли. Гюрза тоже собралась обедать, а пока онабегала «на дорожку» в сортир, пришла девчушка и забрала все материалы взавтрашний номер, которые лежали у Гюрзы на столе, в том числе и «Женщину ицветы», которая никак завтра в номер пойти не могла.

А ладно, сами там разберутся, что к чему.

Гюрза позвонила кому-то по телефону и умчалась обедать. Ядаже не повернула голову на звук хлопнувшей двери.

Антонов поправил перед зеркалом редеющие волосы и шагнул кдверям. Лика прижалась к нему напоследок телом, и он почувствовал ее всю сквозьсобственную одежду и ее легкий домашний халатик, под которым ничего не было.Его снова бросило в жар. Хоть опять возвращайся в спальню. Лика ощутила егопорыв и лукаво улыбнулась:

— Может быть, еще побудешь?

— Нет, мышонок! — Он поцеловал ее, обнял напрощание и отстранился. — Начальство ждет.

— Ты же сам большой начальник!

— На всякого большого начальника есть еще больший."

Антонов вышел из Ликиной квартиры легкий и звенящий, какструна. Эта девчонка вернула ему молодость, радость жизни. Она влила в его жилынебывалую энергию. Антонов встречался с ней третий месяц, и ему казалось, чтоон помолодел за эти месяцы на десять лет. Он понимал, конечно, что Лике нужнытолько его деньги и возможности, но это ничего не меняло. Ему тоже нужно былотолько ее тело, горячее и жадное тело двадцатилетней женщины, одновременно юнойи опытной. Он считал такой обмен честным.

Выйдя из подъезда, Антонов воровато огляделся.

Машина с шофером ждала его за углом.

Конечно, это глупо: шофер надежен и неболтлив, нобереженого, как говорится, Бог бережет…

И тут через дорогу к нему метнулась женская фигура.

О Господи! Только этого не хватало! С горящими глазами, всбитой на сторону итальянской шляпке, в расстегнутом норковом полушубке,раздувая ноздри, как скаковой конь на финише, к нему неслась законная супругаЗинаида.

— Козел! — вопила она издали. — Вот оно твоесовещание в Смольном! Вот куда ты таскаешься, старый кобель!

Зинаида тянула к нему свои полные руки с наманикюреннымикоготками, Антонов прикрывался от обезумевшей фурии тысячедолларовым кожанымпортфелем, думая, как он появится у мэра с расцарапанным лицом.

Зинаида вопила на всю улицу:

— Ты погляди на себя в зеркало, козлище!

Тебе уже без малого шестьдесят, кто на тебя посмотрит, кромешлюхи, на которой пробы негде ставить! Ты, кобель старый, ты бы хоть о здоровьесвоем подумал! Да ты за последние месяцы, как к этой шалаве таскаешься, прямопочернел весь, мешки под глазами, морда вся обвисла, как у шарпея! Ты же несегодня-завтра сдохнешь прямо на этой сучке! Вот ведь позору-то будет! У,козлище!

Выкрикивая все это, Зинаида прыгала вокруг мужа, как собакавокруг медведя, пытаясь оттолкнуть портфель и вцепиться в глаза благоверному.

— Зина, Зина! — пытался увещевать Антоновразбушевавшуюся жену. — Зиночка, нельзя же так! Люди же вокруг, стыдно!Еще сфотографирует сволочь какая-нибудь, потом не отмоешься!

— Стыдно? — с новой силой завопила Зинаида. —Теперь тебе стыдно? Надо было о стыде думать, когда к этой шлюхе таскался!

Я до нее доберусь, выцарапаю глазки поганые! Людей емустыдно! Где тут люди-то, пустая улица!

— Зина, Зина, постыдись, вон девушка смотрит!

В самом деле по улице к ним приближалась невысокаяграциозная девушка с по-восточному немного раскосыми глазами. Красивая девушкав длинном оливковом плаще с букетом хризантем в руках. Девушка несла букетобеими руками, подняв его перед собой как щит, прикрывая белыми крупнымицветками нижнюю половину лица. Антонов скосил на нее глаза — ему было неловкоперед красивой незнакомой девушкой за свою взбесившуюся жену и вообще занелепость и неприличность этой ситуации: немолодой, представительный, хорошоодетый человек отбивается портфелем от бешеных наскоков пятидесятилетней фурии…На секунду он встретился с незнакомкой глазами, и ее взгляд удивил ИванаАндреевича.

В этом взгляде не было ни ожидаемой насмешки, нипрезрительного удивления, ни даже легкого сочувствия.

Во взгляде Девушки светился только холодный профессиональныйрасчет, как будто она перемножала в уме два десятизначных числа.

В душе Антонова шевельнулось неясное подозрение,предчувствие беды. Но истеричный визг жены отвлек его от странной незнакомки.

— У, кобель старый! Скотина! Только и знает за каждойюбкой волочиться! — вопила Зинаида, безуспешно пытаясь дотянуться до лицамужа.

Антонов, отмахиваясь от жены портфелем, как от назойливоймухи, скосил глаза на подозрительную девицу.., и похолодел.

Сквозь букет хризантем, сквозь белые махровые головки цветовна него уставился ствол пистолета с глушителем, а чуть выше на него смотрелихолодные и безжалостные глаза убийцы.

Душная слабость мгновенно охватила Антонова, он забыл прожалкие истеричные наскоки жены, безвольно опустил руки с портфелем, и Зинаида,торжествуя, вцепилась в его лицо…

В ту же секунду раздался негромкий хлопок, и на лбу Антоновачерным цветком раскрылось аккуратное маленькое отверстие. Глаза егоостекленели, жизнь ушла из них, как вода уходит в песок.

Иван Андреевич повалился на руки жены как скошенный сноп.

— Ты чего — сдурел, что ли? — взвизгнула Зинаида,еще не осознав, что произошло.

В следующую секунду она почувствовала неживую тяжесть мужа,и до нее уже почти дошел смысл происходящего, но раздался второй хлопок, и пулявошла ей в затылок, навеки разрешив все проблемы богатой, стареющей и ревнивойженщины.

Антоновы упали на тротуар, так нежно обнявшись, как они необнимались, должно быть, уже лет двадцать, если не больше.

Девушка с букетом быстро огляделась по сторонам. Улица былапустынна. Бодро цокая каблучками, она добежала до ближайшей сквозной подворотни,нырнула в нее и дворами вышла на соседнюю улицу.