Лаврик остановил машину у соседнего дома, выключил мотор иокинул окрестности тем цепким, все подмечающим взглядом, который Мазурпрекрасно помнил по парочке совместных операций.

– Думаешь, он придет? – спросил Мазур нейтральнымтоном.

– А мало ли…

– Вы про того супермена, что всех их мочит? – спросилГена.

– Интересно, Геннадий, отчего вам пришла в голову мысль осуществовании кого-то подобного? – бархатным голосочком осведомилсяЛаврик.

– Я тут всю жизнь живу, Константин Кимович, – охотноответил Гена. – И знакомых на «земле» осталась хренова туча. Один словцообронит, другой проговорится… Ясно, что в последнее время завелся некийсупермен со своим интересом, который ситуацию активно гнет в свою неизвестнуюпользу. Слишком много «висяков», к тому же в четко очерченном круге. Кто-тоочередной передел устраивает. Кто-то с торонний.

«Неплохо, – оценил Мазур. – Этот несуетливыйкрепыш, должно быть, и в самом деле был в свое время толковым опером. Он всеправильно проанализировал – ну, а то, что о Гейше понятия не имел, нимало егодостоинств не умаляет. Его просто-напросто никогда не учили ловить шпионов, даи не заставляли это делать…»

– У меня есть идея, Кирилл, – сообщил Лаврик. –При нынешнем кадровом дефиците не будет ли разумно загрести нашего другаГеннадия в армейские ряды, благо он офицер запаса, – и пристроить в сугубоспецифическую шарашку…

– Это к вам, что ли, Константин Кимович?

– А хотя бы…

– Не пойдет, – решительно сказал Гена. –Поздновато что-то строить опять государственную карьеру. Грязь достопамятнаязасохла и отвалилась, прижился я в заводских секьюрити, на большее как-то и нетянет, чтобы снова – в стройные, отягощенные формой ряды…

– Вольному воля, – как ни в чем не бывало сказалЛаврик.

Однако Мазур-то его знал, насколько вообще можно было знатьне самого простого человека Самарина. И видел сейчас по той самой мимолетнойулыбке, которую непосвященные считали беззаботной, а люди знающие поголовноопределяли как гнусную – пройдет не так уж много времени, и Лаврик найдетспособ зашанхаить[2] приглянувшегося ему человечка, даже сейчас,когда о прежнем величии и могуществе конторы оставалось только вспоминать стоской…

К машине медленно приближалась молодая парочка – оба в белыхбрюках и легких футболочках, симпатичная такая влюбленная парочка, державшаясятак скромно, что вряд ли могла бы дать повод для осуждения даже злобнымстарушкам на скамеечке, привыкшим руководствоваться в оценке молодежного обликоморале критериями века этак тринадцатого, когда приличная девушка сиделавзаперти в тереме, а приличный юноша лет до тридцати рубал каких-нибудь злыхтатаровей и лишь потом узнавал от убеленных сединами старцев, что на светесуществуют и другие радости…

Симпатичная такая влюбленная парочка, не замечавшая ничеговокруг себя, окромя друг друга, – некая девушка по имени Катя и некиймолодой человек, коего Мазур так и не знал по имени, но прекрасно помнил, чтоименно он привез тогда Лаврика в заповедник…

Они безмятежно прошли мимо, подав парочку условныхсигналов, – но, разумеется, ни одна живая душа, кроме них двоих, непоняла, что это именно условные сигналы…

Судя по этим незаметным жестам, профессор был дома один, имолодые люди не усмотрели пока что наружного наблюдения за домом.

И все равно Мазур внимательнейшим образом окинул взглядомокрестности – профессионально хватко, незаметно. Он высматривал не хвостов (всеравно не обладал для того достаточной квалификацией) – просто-напростоопределял возможные точки, откуда их могли бы в три секунды нашпиговатьсвинцом, да еще и беспрепятственно скрыться после этой недолгой забавы.

Увы, подобных точек имелось прямо-таки несметное количество– поблизости имеет место быть не достроенная строителями девятиэтажка и дваоднотипных ей дома, уже заселенных. Чердаки, крыши, окна, проходные дворы,лоджии и подвальные окна… Ну, а что прикажете делать? Остается двигаться кнамеченной цели, хоть ты тресни…

– Ну, с богом, соколы, – негромко сказал Лаврик и тожевыбрался из машины. – Я тут поброжу вокруг, и если что – звякну…

Пропустив вперед Гену и дав ему отойти на несколько шагов,Мазур совсем уж шепотом поинтересовался:

– Думаешь, он сюда нагрянет?

– Я ж оптимист, – грустно ответил Лаврик. – Аследовательно, верю в худшее…

– Поговорим потом, а?

– Бога ради, – спокойно сказал Лаврик.

– Кое-чего я до сих пор не понимаю… А я ведь тебекак-никак не мичман…

– Потом, потом, – кивнул Самарин. – Иди, а то Генаоглядывается уже…

Недовольно покрутив головой, Мазур побыстрее направился кподъезду. Он никак не мог отделаться от стойкого ощущения, что не одного ГенуЛаврик играет втемную…

Вслед за Геной он поднялся на третий этаж по широкой чистойлестнице – домик был не из пролетарских, что стало ясно еще снаружи при первомвзгляде на него. Гена позвонил, а Мазур тем временем стоял так, чтобы его невидно было в глазок.

Дверь распахнули удивительно быстро, без всякой опаски,словно хозяин ждал кого-то и вдобавок обладал незамутненной совестью,позволявшей ему открывать гостям без малейшей опаски. Это несколькопротиворечило нарисованному Геной образу.

Мазур услышал совсем рядом спокойный, даже невозмутимыйбаритон:

– Геннадий Иваныч, какими судьбами! Не иначе как рассказалкто-то, что в наш подъезд привратник требуется? Ну что же, если хотите, я вампротекцию окажу, честное слово. Зарплатка неплохая, опять же чаевые…

Дальше слушать это было и скучно, и некогда. Мазур однимрезким движением отделился от стены, легонько посторонил Гену и в следующий мигоказался в прихожей, ногой легонько пнув дверь, а рукой припечатав хозяина кстене. Гена вошел следом, аккуратно притворил дверь, и замок автоматическизащелкнулся.

– Да как вы… – успел вякнуть хозяин.

Мазур, не тратя времени и закрепляя первый успех, сграбасталего за ворот роскошного пушистого халата, пнул под коленный сгиб и головойвперед отправил в гостиную. Вошел следом.

Н-да, залетели вороны в высокие хоромы… Все вокруг наглядносвидетельствовало, что хозяина квартиры не коснулась печальная судьбароссийских интеллигентов, на свой хребет выпустивших из бутылки джинна техреформ, что какой-то чмокающий шизик без всякого на то основания поименовал«рыночными». Безукоризненно лоснилась дорогая мебель, ноги тонули в пушистомковре. И повсюду, куда ни глянь, взгляд натыкался на нечто антикварное –картины в массивных рамах, фарфор на полированных полочках, шеренги небольшихбронзовых статуэток, застекленные витринки с какими-то непонятными предметамитемного цвета. Загадочные звери, то ли наконечники стрел, то ли кинжалы…