Мазур стойко выдержал ее взгляд и спокойно изрек:

– Спасибо, непременно.

– Позвольте считать это решительным объяснением, господинадмирал?

– Позволяю, – рассеянно, легкомысленно сказал Мазур,включая зажигание.

Не настолько уж он был шокирован ее прямотой, чтобы потерятьсамообладание, – в конце-то концов, за последние четверть века в его жизнихватало молодых особ, предлагавшихся столь же раскованно и независимо, еще донаступления эры феминизма. Было время привыкнуть…

– И вот еще какой нюанс… – сказал он с интересом. –Катенька, вы, я заметил, с ба-альшой охотой врезали ей по физиономии.С нескрываемым удовлетворением, я бы выразился… Вряд ли это латентныйсадизм – человек с подобными качествами не прошел бы кое-какие тесты… Тогда вчем подоплека?

– Ну, это просто, – сказала Катя. – Терпеть немогу таких вот холеных сучек. Все у нее было, столько, что другим хватит на трижизни, – а ей хотелось больше и больше, пусть даже шагать пришлось бы потрупам… Вы правы, я ей с большим удовольствием вмазала… но это же не садизм,верно?

– Ну конечно, – сказал Мазур. – Это, пожалуй,старая добрая классовая ненависть, я думаю… Совсем другое дело.

* * *

…Когда дверь тихонько приоткрылась без всякогопредварительного стука, валявшийся на застеленной постели Мазур особенно и неудивился, а, точности ради, не удивился вообще – ясно было, что все так икончится нынче же вечером, и дело тут не в раскованности молодого поколения: ужесли женщина что-то твердо задумала, она это непременно осуществит, какой быисторический период ни стоял на дворе и какими бы ни были декорации для моралии светских приличий…

Он воздержался от реплик, ограничившись тем, что поднялся спостели: невместно господам флотским офицерам принимать даму лежа, пусть дажедама тоже носит погоны и гораздо младше по званию.

Преспокойно вошла самостоятельная и целеустремленная девушкаКатя, в коротком летнем балахончике, тщательно повернула круглую головку замка,потом, заложив руки за спину, прислонилась к стене рядом с дверью в весьмаграциозной позе.

– Ага, – сказал Мазур. – Это, как я понимаю,завлекательная прелюдия?

– Вы совершенно правы, господин адмирал, – с увереннойженской улыбкой ответила представительница молодого поколения. – Но оченькраткая… Я не знаю ваших привычек, как вам больше нравится… Мне самой все снятьили вы разденете?

– Иди сюда, – сказал Мазур. – По дороге решим.

– Вас не коробит упадок нравов, порожденный последнимдесятилетием? – поинтересовалась она, сбрасывая босоножки и приближаясьбесшумным танцующим шагом.

– Что-то мне плохо верится, что был упадок… – фыркнул Мазур.

Он не кривил душой и в самом деле был искренне уверен, чтовсе разговоры насчет упадка нравов при смене поколений и эпох – чушьредкостная, все было, как было испокон веков… Неспешно раздевая девушку, онощутил нечто вроде прилива законной гордости – положительно, до старостидалековато, если такая девушка сама… Правда, ему тут же пришло в голову, чтоэтот приступ гордости как раз и может означать приближение преклонных лет(молодым-то и в башку не приходило гордиться…), но действие уже само собойпереместилось в горизонталь постели, и забивать голову посторонними мыслямиболее не стоило – судя по деловитой настойчивости Катиных пальчиков, она и в самомделе провела последний месяц в самом пошлом воздержании, и долгие увертюры ееникак не прельщали. Медленное бережное проникновение, короткий удовлетворенныйстон, напрягшееся в ответном движении женское тело, привычно принявшее мужскуютяжесть, – и никакого такого конфликта поколений, поскольку движения инеосторожные стоны стары, как мир…

– Не надо так стараться, – защекотал ему ухопрерывающийся шепот. – Не надо мне ничего доказывать, и так хорошо, ох…

«Далеко до дряхлости, далеко», – пару раз повторил просебя Мазур, как заклинание, замедляя ритм, ощущая, как она все болеерасслабляется, угадав момент, закончил сильным толчком, прилег рядом, щека кщеке, и удовлетворенно слушал ее тяжелое прерывистое дыхание.

Это и называется маленькими солдатскими радостями. Красивая,довольная тобой девушка в объятиях, в тумбочке есть бутылка, и никто пока чтоне стоит над душой с очередной войнушкой, все, слава богу, живы и – тишина,тишина…

Катя тихонько спросила на ухо:

– Если я скажу, господин адмирал, что вы были неподражаемы,это ведь будет грубая лесть?

– И брехня, – тихонько сказал Мазур. – Нету насвете неподражаемых. Чего ни коснись…

– Ну хорошо, мне просто было хорошо… – сообщила она инадолго замолчала.

Потом деликатно придвинулась поближе, прильнула к его плечу.Мазур испытал нешуточное облегчение, видя, что все и до сих пор идет прекрасно.Переспать с женщиной – дело нехитрое. Гораздо труднее угадать такую, чтобыпотом вела себя правильно. Бывают, знаете ли, крайности – и когдаудовлетворенная дама тут же начинает строить далеко идущие планы, предельноромантичные и неимоверно лирические, что нормального мужика лишь напрягает. И,так сказать, наоборот, когда дама романтических планов не строит, не вопрошаетнадрывно, что же теперь с ними обоими будет после того, как эта ночь связала ихмистическими узами, – зато ударяется в излишнюю фамильярность, тормошитвовсе уж вольно, игриво сюсюкает…

Он начинал думать, что с Катей ему повезло, – онасловно бы подстраивалась к нему, осторожно и ненавязчиво. Насколько была преждеостра на язычок и раскованна, настолько теперь стала воплощением осторожнойчуткости.

– А вы довольны?

– Пожалуй, пора и на «ты» перейти, – сказал Мазур.

– Мне трудно вот так сразу перестроиться, – серьезносказала она. – Вы все-таки адмирал. Мало ли что вам в голову придет…

– А это, случаем, не комплексы, а? – усмехнулся Мазур втемноте.

– Не знаю… – призналась Катя. – Вряд ли. Просто всевремя кажется, что вы обо мне будете думать какую-нибудь чушь…

– А конкретно?

– Не знаю, честное слово…

– Эх, молодое поколение… – фыркнул Мазур. – Я-тополагал, вы и не ведаете, что такое рефлексии…

– Выходит, ведаем…

Мазур чувствовал по тону, что она улыбается, и спросил снеподдельным интересом:

– Катенька, уж прости обормота за любопытство, но, честноеслово, не могу удержаться… Каким ветром тебя занесло в наши-то ряды? Странныйвыбор для милой девушки…

– А это вы виноваты.

– Кто это – «мы»?

– Не «мы», а конкретно вы. Вы шли впереди всех, вы мне тогдаказались самым красивым и бравым…

Приподнявшись на локте, Мазур щелкнул выключателем лампы натумбочке, склонился над девушкой и внимательно на нее смотрел, тщетно напрягаятренированную память.