— Маати, — позвала Лиат, и он подпрыгнул, точно заяц. В первую минуту он все никак не мог понять, что происходит; во взгляде не было ничего, кроме растерянности. Наконец он ее узнал.

Сказать по чести, Лиат не была уверена, что и сама узнала бы его сразу, если бы не разыскивала. Время над ним поработало: прибавило полноты, убавило волос. Даже лицо стало другим: точеный подбородок оплыл, щеки обвисли, глаза потемнели, сузились. Горькие складки в уголках рта говорили об одиночестве и печали. А еще — о злости, подумала Лиат.

Войдя в его жилище, она сразу поняла, что не ошиблась. Узнать, где живет второй поэт Мати, не составило труда. Дверь была не заперта. Лиат царапнула по косяку, позвала хозяина, но никто не отозвался. Внутри пахло чем-то знакомым. О Маати напоминало все — пятна туши на обивке кресел, свитки, разложенные в том же, привычном для него порядке. Малейшего намека, легкого аромата мускуса, неуловимого, как след вчерашнего дыма, было достаточно, чтобы на нее хлынул поток воспоминаний. Лиат как наяву увидела скромный домишко, где они поселились, уехав из Сарайкета; желтые стены, шершавый деревянный пол, бродячую собаку, которую она пыталась приручить, угощая обрезками сосисок из кухонного окна, серых пауков и паутину по углам. Все дело было в запахе его тела. По этому запаху она узнала Маати быстрее, чем по лицу.

Но, может, ей только показалось, что он изменился. Когда он часто и недоверчиво заморгал, чуть заметно подался к ней, когда улыбка тронула его губы, под маской плоти Лиат узнала прежнего Маати. Мужчину, которого знала и любила. Которого покинула.

— Лиат? — произнес он. — Ты… ты приехала?

Она ответила утвердительной позой, с удивлением заметив, что руки дрожат. Маати осторожно шагнул вперед, как будто боялся, что резкое движение спугнет ее. Лиат сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле, улыбнулась.

— Я бы тебе написала, предупредила. Но когда собралась ехать, поняла, что доберусь раньше письма. Прости, если…

Он тронул ее за руку чуть повыше локтя. В широко раскрытых глазах читалось изумление. И как будто это было в порядке вещей, как будто они не виделись всего неделю или день, а не треть жизни, Лиат обняла его. Он сжал ее в объятьях. Перед встречей она решила вести себя строго и осторожно. Она была главой Дома Кяан, деловой женщиной, политиком. Она умела держать сердце в узде и знала, как не давать воли чувствам. Не стоило думать, что на краю света, стоя между двумя любовниками, которых знала еще в юности, она может рассчитывать на безопасность. Годы переменили их всех, и ни с одним Лиат не рассталась мирно.

И все же она заплакала, простыми, искренними слезами радости и печали. Прикосновение Маати — чужое и в то же время знакомое — не смутило ее, не вызвало неприязни. Она поцеловала его в щеку и отстранилась, чтобы взглянуть в изумленное лицо.

— Ну вот. Столько лет прошло… Я рада встрече, Маати-кя. Сомневалась, что радоваться буду, а вот ведь.

— Я думал, никогда тебя не увижу. Время шло, а мои письма…

— Я их получала. Да и слухи шли по всему свету. Трудно было не знать, где ты. Последняя смена наследников в Мати стала у нас любимым скандалом. Я как-то раз даже видела про нее пьесу. Мальчик, который тебя играл, ни капли был не похож. — Лиат понизила голос. — Я даже хотела тебе ответить. Просто, чтобы сказать, что слышала и знаю. Не решилась как-то. Теперь жалею. Всегда жалела. Но все казалось так сложно.

— Я подумал, может… Не знаю. Не знаю, что я подумал.

Она задержалась в его руках еще на вдох, в глубине души жалея, что этого не хватит, что эта простая, мирная встреча не поможет выполнить задуманное. Он почувствовал в ней перемену и отступил назад, не зная, куда деть руки. Она пригладила волосы, неожиданно вспомнила о седых прядях на висках и смутилась.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил Маати. — Можно позвать слугу из дворцов. У меня есть перегнанное вино.

— Вина я бы выпила, — сказала она и села.

Он подошел к низкому шкафчику, стоявшему возле очага, сдвинул дверцу и взял две маленьких фарфоровых чаши и бутылку вина.

— У меня был гость. Только что уехал. А вообще у меня тут обычно порядок.

— Правда? — усмехнулась Лиат.

Маати засмеялся и пожал плечами.

— Нет, сам-то я уборкой не занимаюсь. Иначе тут в сто раз хуже было бы. Ота-кво присылает ко мне слуг. У него их больше, чем нужно.

От этого имени на нее как будто холодом пахнуло, но она улыбнулась и как ни в чем не бывало приняла чашу из рук Маати. Чтобы выиграть время, она пригубила вино — крепкое, жгучее. Прерывать счастливые мгновения не хотелось.

— Мир изменился, — сказала Лиат. Банальность, но Маати увидел в ней более глубокий смысл.

— Да, — согласился он. — Будет меняться и дальше. Мальчиком я и представить не мог, что окажусь тут. А сейчас не знаю, где буду следующим летом. Новый дай-кво…

Он покачал головой и сделал глоток из чаши. Лиат показалось, он тоже хочет потянуть время. Оба долго молчали. Наконец Маати кашлянул.

— Как Найит?

Лиат заметила, что он предпочел назвать мальчика по имени. Не сказал «наш сын».

Она рассказала ему о работе Дома Кяан, о том, что делал Найит. Как он своим трудом заслужил должность распорядителя, хоть и был сыном главы Дома. Как нашел свою любовь и женился, как стал отцом. Маати прикрыл дверь и развел огонь в очаге.

Странно, но про Найита оказалось говорить легче всего. Маати слушал ее, смеялся, приходил в восторг, радовался и огорчался, жалел, что не может разделить с ними то, что давно уже прошло. Ее слова были для него, как для пустыни — дождь. Маати впитывал и любовно сохранял каждую каплю. Лиат рассказывала все, что могла вспомнить: про Найита, его друзей и первых подружек, про город, про все на свете. Отчасти она просила этим прощения, отчасти — приносила жертву. Свечи заметно истаяли, когда Маати наконец спросил, где Найит, остался ли он в Сарайкете. Лиат нехотя покачала головой.

— Он ждет на постоялом дворе. Я не знала, как у нас пройдет встреча. Не хотела, чтобы он увидел, если бы мы не смогли поладить.

Руки Маати начали складываться в какой-то жест — наверное, отрицания, — и замерли. Он посмотрел на нее. Во взгляде были годы тоски. Слезы навернулись на глаза Лиат.

— Прости. Если это чего-то стоит, прости, Маати-кя.

— За что? — спросил он, и ей стало ясно: он хочет понять, за что именно.

— Что тебя не было в его жизни.

— Но ведь не ты одна так решила. Я сам сделал выбор. А теперь я был бы счастлив с ним встретиться.

Он тяжело вздохнул и заткнул бутылку пробкой. Солнце давно зашло. От прохладного ветерка, напоенного благоуханием ночных цветов, по коже у Лиат побежали мурашки. Только от ветерка. Не от страха.

— Ты не спросил, зачем я приехала, — произнесла она.