— Не надо, — мать положила руку ему на локоть, — я уже поговорила. Больше она тебя не побеспокоит. И Михаил проследит.

Артуру не нравились отцовские безопасники, тот же Михаил. В любом случае надо будет их поменять. Но для этого следует сначала вступить в свои права, а пока…

— Сделайте так, чтобы этой девицы больше здесь не было, — сказал начальнику охраны и вернулся в кабинет.

***

— Смерти моей хочешь, да? Так и скажи! — Стефа закатила глаза, схватилась за сердце и на всякий случай присела на табурет. Она обожала вот такие представления. — Как ты могла пойти сама в это змеиное логово? Мы же договаривались, что пойдем вместе!

— Если бы там была ты, нас бы выкинули еще быстрее, — ответила я, не поворачивая головы.

Сама лежала на кровати и смотрела в потолок. С тех пор как вернулась от Тагаевых, так и лежала.

Я не могу сказать правду, потому что мне самой за эту правду очень стыдно. Теперь я знаю, в глубине души надеялась, что Артур мне обрадуется.

Мое глупое воображение рисовало эти сцены одна чувственнее другой. И Стефа там была лишней, должны быть только мы вдвоем. Он и я.

Он бы спросил, кто я и что мне нужно.

Я бы тихим голосом ответила, что он хотел встретиться, когда мы вернемся домой. А потом бы сказала, что привезла зажигалку и фонарик. Достала из сумки — я специально их туда положила — и отдала бы Артуру.

Я представляла, как он уставится на меня потрясенным взглядом, стиснет зубы, сглотнет, а потом молча шагнет ко мне и стиснет в объятиях.

Ну почему, почему я такая дура, а?

Я ведь даже представляла, как он меня на руки подхватит и закружит. Это когда я ему то краснея, то бледнея, скажу, что у нас будут дети. Двое. Артем и Алиска.

Но я никак не ожидала, что придется говорить с его матерью — этой холодной змеюкой Авророй.

И в самом страшном кошмаре мне не могло присниться, что Артур будет стоять за спиной, слушать и молчать.

Я всхлипнула и закрыла руками лицо. Было очень больно. Не потому, что меня обидели или унизили. А потому что…

Я распахнула глаза и в ужасе уставилась на свои руки.

— Не может быть…

— Настюша, — встревожилась Стефка, сразу забыв, что хваталась за сердце, — ты чего? Девочка моя, что случилось?

А я вдруг вот здесь и сейчас поняла, что влюбилась. Влюбилась в Артура, когда искала о нем информацию, рассматривала его фотки, когда перед сном мечтала, как мы встретимся. Когда вспоминала, какой он может быть нежный…

Но ему оказалась не нужна ни я, ни мои дети.

Дворняжки…

Стало жаль своих малышей, что я разревелась. И Стефа расценила это по-своему.

— Надо думать, как тебя спрятать, Настюш. Эта ведьма теперь будет ждать от тебя вестей, и если вестей не будет, кто знает, на что они способны.

Такое мне даже в голову не приходило, и теперь я по-настоящему испугалась.

— Что же делать, Стефочка?

— Придумаем что-нибудь. Ты главное, не нервничай, думай о малышах. А у меня тут есть одна ученица, ее мама — главврач областной больницы…

***

Через день с незнакомого номера пришло сообщение.

«Настя, у тебя проблемы? Тебя направить к хорошему доктору?»

Я сразу поняла, кто это. Быстро написала ответ:

«Нет, я все решу сама».

Стефа начала действовать. Меня положили в стационар гинекологического отделения. Я там пробыла два дня. Ничего не делала, лежала и смотрела сериалы.

Стефа меня забрала, а когда пришли домой, положила передо мной лист бумаги. Я вчиталась и содрогнулась.

Это была справка на больничном бланке с печатями и подписью главврача, где сообщалось о прерывании многоплодной беременности Полетаевой А.А. У меня даже рука затряслась, в которой я эту справку держала.

— Ты ей рассказала? Этой своей знакомой?

— Имен не назвала, естественно, но сказала, что отец и бабушка мечтают избавиться от детей, — Стефка меня обняла. — Но ничего, видишь, везде есть хорошие люди. Когда начнет расти живот, поедешь в село к тете Клаве, я уже договорилась. А пока ничего не видно, будешь учиться дальше.

Я отправила на безымянный номер скан-копию справки, и мне стало немножко легче.

Вечером, когда мы со Стефой пили чай, телефон завибрировал. Я глянула — сообщение. Из банка. Наверное, опять предлагают взять кредит или разместить депозит. Надо удалить.

Перед сном чистила мессенджеры от спама, и глаз зацепился за сообщение от банка: «Вам перечислено…»

Мне? Странно, что мне может быть что-то перечислено.

Открыла и вскочила как ошпаренная.

— Стефа! — бросилась к ней в комнату и протянула телефон, потому что говорить не могла.

— «Вам перечислено…» — начала она читать и икнула. Подняла глаза и еще раз икнула. — Сколько?

— Много, — прошептала я, сползая по стенке, — очень много, Стефочка. Только я их не возьму, пускай подавятся.

Я не прячусь, но без необходимости стараюсь на улицу не выходить. О деньгах мы со Стефой не говорим — они есть, они лежат, но их как будто бы нет.

Меня грызет совесть.

Если бы передо мной стояли Артур или Аврора, я бы бросила им в лицо эту карту и крикнула: «Подавитесь!» Но передо мной только Стефа, и, когда я вижу шрам на всю щеку, чувствую себя неблагодарной дрянью.

А еще вижу, какой уставшей она приходит от своих учеников. Как долго вечером сидит, уставившись в окно, и понимаю. Она тоже переживает.

Что не потянет нас троих, потому что с двумя детьми какая от меня помощь?

И я не слепая, вижу, что она набрала еще учеников, но не признается. То врет, что к подружке в гости ходила, то на массаж лица. А я знаю, что Стефа старается больше заработать.

Я тоже хотела куда-то устроиться, но она не разрешила — организм ослаблен, надо поберечься, пока плацента не сформируется. Даже дома меня ругает, если я посуду мою или полы.

Мне жаль Стефу, жаль малышей и себя тоже жаль. Но я стараюсь не плакать. Я прочитала, что дети тоже расстраиваются, если расстраивается мама. Они думают, что это из-за них, что они не нужны, могут обидеться и уйти.

Стало так страшно, что мурашки по спине поползли.

— Ну что вы, колобочки мои, я вас очень-очень люблю, — сказала и погладила живот.

Я их правда люблю. Не потому, что это дети Артура. А может и поэтому…

— Все, — влетела Стефа и упала в прихожей на пуфик, — уехали они. Совсем уехали. За бугор.