Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Друза памяти? — Ольга не скрывала любопытства. — Включите ее, министр! Может, на ней есть то, что поможет найти отца живым!
Набрав общеизвестную комбинацию, маркиз терпеливо ждал, пока камень вспыхнет, предоставив сохраненную запись. Но кристалл молчаливо покоился у него в руке, не проявляя на капли активности. Поврежден?
За дверью послышались первые голоса. Взглянув на часы, маркиз с жалостью обнаружил, что уже почти девять, и значит, всего через несколько минут кафедра оживет. Он обернулся к наследной графине, приказав:
— Прошу вас!
Девушка не шелохнулась. Посмотрела на него с вызовом, попятившись в сторону двери:
— Я ведь не только в вашем доме инкогнито, Николай Георгиевич, верно? Если бы дело имело официальный ход, меня бы не забрали из пансиона так стремительно, не сообщив ни о чем деду. И не позволили бы поселиться в вашем доме. Цесаревич знает? — Она пристально всмотрелась в выражение лица его сиятельства, тут же догадавшись: — Знает. Видимо, слухи об угрозе короне не так уж и беспочвенны, раз сам наследник пошел на такой риск во имя империи. Я никуда не пойду!
Выкрикнув это, она мигом бросилась к двери, попытавшись ухватиться за тяжелую каменную ручку. Если девчонка доберется до коридора и раскроет их, дело приобретет по-настоящему дурной оборот. А ведь графиня Полякова была права насчет воспитанницы. Умна. Только на сей раз ее проделки грозят обернуться настоящими проблемами.
Маркиз едва успел перехватить руку беглянки, когда та почти уже коснулась увесистого камня в бронзовой оправе. Рванул на себя — так резко, что девушка мгновенно споткнулась и, потеряв равновесие, рухнула к нему в объятия. А ведь он обещал себе держаться…
Не понимая, как совладать с удушливой волной чистого бешенства, маркиз отдавал себе отчет в одном: если графиня не поможет ему добровольно, их поиски могут затянуться. А петергофский бал уже скоро.
— Прошу вас… — Говорить спокойно, когда все внутри клокочет от гнева, оказалось непросто. Но Николай Георгиевич сделал над собой немыслимое усилие: — Прошу! Ради вашего отца! Всего неделю, до столичного бала. Если я не найду изменников, боюсь, падет не только цесаревич. Все высокие роды накроет гибельной волной!
Он держал в объятиях наследную графиню Ершову, всеми силами старавшуюся вырваться из его захвата, и шепотом уговаривал ее, как ребенка, совершая отчаянные попытки спасти ситуацию. Если девчонка не согласится…
Она на миг замерла, и ее блестящие синие глаза оказались напротив его собственных. Задышала часто, явно пытаясь унять эмоции, и спустя минуту тихо ответила:
— Неделю, ваше сиятельство. Всего неделю!
И лишь тогда маркиз снова открыл огненный портал.
…нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают…
Солнце уже поднялось высоко в небо, по-весеннему согревая широкую полевую дорогу, гостеприимно принявшую нас. Было тепло, и я обрадовалась, что мне не понадобился легкий плащ, оставленный дома у его сиятельства.
— Где мы? — Оглядевшись по сторонам, увидела невдалеке крошечное село. Совершенно обычное, как две капли воды похожее на любое другое в Старороссии.
От невысоких изб шел густой дым, устремляющийся в небо, и повсюду пахло хлебом. За селом царапал облака ровный крест скромного монастыря, а всего в нескольких шагах от нас находился небольшой постоялый двор, вокруг которого гудела жизнь. Именно туда и направился министр, увлекая меня за собой:
— Нам нужно попасть в монастырь, но портал туда открыть не дадут. Святые земли — единственное место, куда запрещено создавать магические проходы всем, кроме самого императора. Нужно взять карету.
Я не стала спорить. Замешкавшись ненадолго у широкой двери, огненный маг оценивающе взглянул на меня:
— Здесь вы никому не известны, и бояться, что вас узнают, не следует. И все же, если хотите, могу наложить на вас отворотные чары — магии огня они подчиняются слабо, но на час хватит с лихвой.
Благодарно кивнув, я ощутила, как освобожденное из ладоней Николая Георгиевича пламя хлестко пробежалось по чувствительной коже. Вслед за этим освободилось немного тонкой ткани на груди, выпустив несколько грубых складок, и я сразу же поняла: чары сработали.
Пропустив меня перед собой, министр толкнул входную дверь, уверенно зашагав к хозяину постоялого двора. Я осталась в стороне, с интересом наблюдая за жизнью широкого зала, в котором только стали появляться первые посетители.
Кажется, маркиз все же слукавил. Даже отсюда было заметно, как низко склонился перед ним тощий мужичок в чистой рубахе и как расторопно мелкий мальчишка убежал на конюшню. А ведь Николай Георгиевич еще даже не расплатился.
Оставив на столе несколько монет, он взял небольшую корзину, поднесенную самим хозяином, и лишь тогда, предложив мне руку, вывел меня из зала.
— Вас узнали, — с укором заметила я.
— Я говорил не о себе, Ольга. — Министр подвел меня к темно-серой карете, запряженной парой лошадей простой масти. — Чиноначальника кабинета его императорского высочества трудно не узнать. Я говорил о вас.
Усевшись в карету, тут же получила на руки корзину и, заглянув под чистый кусок ткани, нашла там несколько довольно сочных яблок и пару груш.
— Угощайтесь, — настойчиво приказал маркиз. — Не уверен, что успеем домой к обеду.
Я протянула одно из яблок его сиятельству и только затем взяла себе, а лошади уверенно застучали копытами по утоптанной сельской дороге.
Женский монастырь под Репино был невелик. Скромен, невысок и сер.
Среди нескольких зданий мне удалось различить крошечную церквушку, сам монастырь и несколько небольших хозяйственных помещений. Выдавал себя и добротный скотный двор, громко оглашаемый всевозможными звуками.
У ворот нас уже ждали.
Матушка настоятельница оказалась женщиной весьма солидной что в развороте плеч, что в годах. С головы до ног облаченная в темно-серую хламиду, она низко склонилась перед господином Левшиным, благодарно принимая ответный поклон. Протянула к нему полные в запястьях морщинистые руки и, тепло пожав ладони маркиза, жестом пригласила войти.
Не веря своим глазам, я наблюдала, как человек, который так деспотично говорил со мной все это время, со смирением принял приветствие почтенной монахини:
— Доброго дня, матушка Елена! Я прибыл от цесаревича, вас должны были предупредить.
Настоятельница тепло улыбнулась Николаю Георгиевичу, пожурив его:
— Предупредили… — короткая пауза, ставшая неудобной после многозначительного взгляда в мою сторону выцветших от времени глаз, — но о вашей спутнице, видимо, сообщить забыли.