«Кай, слышал?»

«Как, интересно, я мог не слышать? Спасибо, мне хлопот меньше. Теперь мы точно знаем, что Нелида вполне могла написать донос».

Тэллу я в итоге и выбрала, хотя и не без колебаний. Оставила ее осваиваться с моими вещами, а сама пошла в сад: время уже подбежало к десяти.

Скамейка, сидя на которой мы разговаривали с Тэрвином, была пуста. Только ярко-красные листья похожего на клен дерева падали на нее с тихим шелестом.

Может, он не понял мои слова «на том же месте»? Вероятно, у них с Дженной было какое-то другое постоянное место встреч и он не подумал, что я — по опфициальной версии — потеряла память?

Я даже не успела понять, что почувствовала: досаду или огорчение. Он вышел из-за деревьев и остановился, глядя на меня настороженно. Словно ожидая какого-нибудь подвоха.

— Доброе утро, Дженна…

[1] Королева Изабелла Кастильская (1452–1504) дала обет не мыться, пока Гранада не будет освобождена от мавров

— Тогда нам не удалось договорить, — сказала я, когда мы сели на скамейку. Вполне так на пионерском расстоянии. — Но мне надо знать, какие отношения были между нами раньше. Тем более сейчас. Когда мы помолвлены.

Тэрвин посмотрел на меня искоса.

— Какие отношения? Не знаю, Дженна. Мне ты всегда нравилась. Наверно, я… — он остановился, словно собираясь с духом. — Наверно, я люблю тебя.

Когда мы разговаривали в прошлый раз, я боялась этих слов. Потому что не хотела их слышать. За пять десятков лет мне их говорили не раз, и не два. Она осталась в памяти — эта горькая мучительная неловкость, когда приходится отвечать: «Прости… но нет». И долгое послевкусие потом. Иррациональная вина, хотя разве кто-то виноват, что не может ответить на чужие чувства?

Но сейчас, как ни странно, этого не было. Радости — искрящейся, звенящей радости, когда торопишься сказать: «И я тебя люблю!» — тоже не было. Откуда бы ей взяться? Но вместо нее — очень странное ощущение. Такая светлая грусть. Мелодии в миноре не всегда мрачные, бывают и нежные, прозрачные, как облака на рассвете.

«Не обламывай парня!» — влез Кай.

«Хорошо, не буду».

— Ты никогда ничего не говорила, Дженна. Мы об этом не говорили. Но мне казалось, что и я тебе тоже нравлюсь. Особенно когда ты меня поцеловала.

Видимо, мое лицо после этих слов стало очень выразительным. Тэрвин вздохнул, опустил голову и продолжил, глядя себе под ноги:

— Твой шарф ветром унесло на дерево. Я полез за ним. Достал. И ты меня поцеловала. Наверно, это была простая благодарность, но я подумал… Джен, если б у тебя были ко мне какие-то чувства, ты вряд ли бы забыла.

Я не знала, что ответить. Именно об этом говорила Эфра: если б Тэрвин тебе нравился, ты бы помнила. Но так ли это? Люди, потеряв память, не могут вспомнить своих жен и мужей, детей и родителей. Тех, кого наверняка любили. У памяти сложная структура. Можно помнить: я — женщина, у меня есть руки, ноги и голова, а вот там растет дерево, и птички поют. Но при этом забыть собственное имя.

— Послушай… — Тэрвин осторожно дотронулся до моей руки. — Я понимаю, ты не могла отказаться от предложения. Но наши отцы договорились об этом браке, как только ты родилась. Ты об этом не знаешь, но наша помолвка должна была состояться в твой день рождения. Специально ждали этого дня.

— Подожди, — насторожилась я. — А раньше тринадцати лет нельзя?

— Нет. Обручиться можно в тринадцать, а пожениться в восемнадцать.

Странно. В нашем средневековье до восемнадцати не ждали. С тем уровнем смертности надо было наплодить как можно больше детей, чтобы хоть часть из них выжила. И начинали это дело по нижнему краю фертильного возраста. А если юная мамаша вдруг помрет в родах, всегда можно жениться снова. Ну что ж, в каждом домике свои гномики. Похоже, в чем-то это общество более гуманно, хотя и топит ведьм.

— И почему же она не состоялась?

Тэрвин сдвинул брови.

— Потому что по приказу Великого дознавателя Гирмаса тебя схватили и бросили в тюрьму. Испытывать ведьму тоже можно с тринадцати лет.

Так-так, а это уже интересно. Когда меня везли на телеге с берега, Кай сказал, что любую женщину могут обвинить в колдовстве, даже жену или дочь герцога. Нет, он сказал не так. Что он думает, будто обвинить могут любую.

«Кай?»

«Я что, всеведущий? — огрызнулся он. — Кое-что мне становится известно само собой, а что-то приходится узнавать. Я действительно так думал. Но, похоже, не все однозначно».

— И долго я была в тюрьме?

— Три дня, как обычно.

Ага, выходит, тринадцать Дженне исполнилось за три дня до смерти. Это не совпадение, на что угодно могу поспорить. Предстоящая помолвка и испытание, скорее всего, связаны между собой. Гирмас хотел убрать меня, понятное дело, но к чему такая спешка?

— Тэрвин, а если бы мы уже были помолвлены и кто-то написал на меня донос, все равно стали бы испытывать?

Он покачал головой.

— Я не знаю, Джен. Но могу спросить у отца.

— Пожалуйста, спроси, — я безотчетно схватила его за руку. — Хотя… я ведь могу и у своего спросить, он наверняка знает.

— Хорошо, — Тэрвин сделал едва заметное движение, и уже не я держала его за руку, а он меня. — Но я хотел тебе сказать… Я начал говорить, что понимаю: ты не могла отказаться, когда мой отец сделал предложение. Зато могу отказаться я. Когда нам обоим исполнится восемнадцать. Мои родители до свадьбы даже не были знакомы. Я плохо помню мать, но она всегда ходила печальная. И я не хочу, чтобы так случилось с тобой. Если ты… не сможешь полюбить меня, лучше будет разорвать помолвку. Для нас обоих лучше.

«Джен, рот закрой, муха влетит! — посоветовал Кай. — У тебя на редкость глупый вид сейчас».

Я действительно могла ожидать от Тэрвина чего угодно, но только не этого. Это были слова взрослого, вполне разумного мужчины, а не влюбленного подростка.

— Но ведь тебе все равно придется на ком-то жениться, — пробормотала я растерянно. — Ты же единственный сын аарцоха.

— Когда оба не любят, им в браке легче, — спокойно сказал он, чуть сильнее сжав мою руку. — Не любить вообще проще. Ничего не ждешь, ни на что не надеешься. А когда любит только один, от этого хуже обоим.

«Ого! — мне показалось, что Кай присвистнул. — А парень не дурак. Из него вырастет мудрый правитель. И мудрый мужчина. Вот повезет кому-то…»

— Наверно, ты прав, — ответила я обоим сразу. — Не будем торопиться. Впереди еще пять лет.

Я шла по длинному дворцовому коридору к покоям Медора и снова вспоминала разговор с Тэрвином.

Мы просидели в саду довольно долго, пока не набежали тучи и не начал накрапывать дождь.