Весь день я провела со своими друзьями, всё насмотреться на них никак не могла. Ни Гай, ни Хейа, ни Скай, ни остальные – никто не задал мне ни одного провокационного вопроса. Гай только намекнул, что они всё поняли правильно и никто меня ни за что не осуждает.

Как выяснилось, в Маргосе у них проблем не было. Побег ангалина поставил наместника в тупик, но никаких поисков не организовывали, так как все понимали, что это бесполезно. Охрану вроде как-то наказали, но ничего серьёзного. Арвида Гай успел предупредить, и в последний момент северяне оставили золото в городе под усиленной охраной, чтобы избежать нападения в дороге, а больше он ничего не знал о том, каким образом северяне продолжили свой путь.

За каморту всё семейство было очень благодарно, потому что Натри, с тех пор как его посадили на эту чудо-привязку, больше не пропадал. Однако Хейа и Айра поведали мне, что несколько раз с Мышонком происходило что-то странное. Малыш будто вспыхивал каким-то слабым, непонятным, еле заметным светом и контуры его тела как бы дрожали. Первый раз это явление заметила Айра на одной из стоянок неподалёку от Маргоса. Родители были чем-то заняты, а она, держа в руках конец каморты, варила ужин, попутно наблюдая за братом, который бегал, привязанный с другой стороны. Естественно, когда она рассказала о том, что заметила, девочке никто не поверил, а Скай поднял на смех, однако вскорости и сама Хейа увидела нечто подобное.

Во время зимовки, а караван зимовал в Улме, что находится на полпути между Кифом и Латрасом (это родной посёлок Хейи и там до сих пор живут её близкие), загадочное явление ещё несколько раз повторялось. Правда, и Гай, и Скай его так и не видели, всё слишком быстро происходило, но к своим женщинам они всё же прислушались.

То, что Натри не совсем обычный ребёнок, я поняла уже давно, но разобраться, что конкретно с ним происходит, пока не представлялось возможным. Каморта помогает мальчику избегать таинственных исчезновений и это главное – с подарком я угадала. Свои подозрения родителям я решила не озвучивать, так как уж слишком это выглядело фантастично и невероятно, даже для меня.

Гай рассказал также, что, когда в Банкоре незнакомый сгорбленный старик принёс игрушечного ангалина с рисунком вместо записки, они не отпустили его, пока не выяснили всё, что он знает, и очень сожалели, что не получилось повидаться. Скай спросил:

– А как ты так быстро до Банкора добралась, ведь даже по реке дорога заняла бы недели две?

Мы сидели в таверне Эльма, в которую набивалось всё больше и больше людей.

– А вы не догадались?

– Нет…

– Тот самый ангалин меня туда и доставил… И мы очень подружились, и вы тоже его увидите, если задержитесь в Латрасе.

История моих приключений произвела должное впечатление. Конечно, я не рассказывала всё настолько подробно, как если бы рассказывала Максу, но Дайк, сидя рядом, не давал пропустить важные детали, так как за зиму выучил подробности моих странствий чуть ли не наизусть. Гай многозначительно улыбался, рассматривая то меня, то Дайка, а Скайолан, косыми взглядами, дал понять, что прекрасно понял – с Дайком мы не просто друзья.

В конечном итоге сборище в таверне превратилось в шумный и весёлый праздник, а запрет на проведение подобных мероприятий после смерти террхана к нам уже не относился.

Когда Гай сказал, что хочет спеть по случаю чудесной и долгожданной встречи с наследницей дома Матвэй, а также тёплого и радостного приёма, оказанного местными жителями, у меня дрогнуло сердце. Если он споёт сейчас балладу про меня, то всё… Население Латраса окончательно уверится в моей божественности, и ничего с этим уже не поделаешь. Я попробовала было что-то просительно вякнуть, мол, как-нибудь в другой раз, но ничего из этого не получилось.

Фаэдр Балмаар громче всех просил Гая исполнить знаменитую балладу о синеглазой богине, так как слухи об этой песне уже и до Латраса дошли, да и Дайк, кстати, тоже. Сидя за длинным столом, я пихнула парня в бок:

– Ну хоть ты не проси…

– А почему это?! Я тоже хочу услышать! Сам Гай Голос у нас! И петь хочет! Для тебя, между прочим!

– Ну, Дайк…

Обняв меня за плечи, он зашептал на ухо:

– А сын Гая к тебе ещё не остыл. Заметила, как смотрит?

Я отмахнулась:

– Я про одно, ты – про другое…

В ответ он только расхохотался.

Гаю быстро организовали место для выступления и, не отрывая от меня глаз, певец запел, а мне реально стало плохо. Так как баллада исполнялась при закрытых дверях и лишь нескольких открытых окнах, а нижняя комната единственной таверны в Латрасе не очень большая, впечатление было просто ошеломляющее. От звуков волшебного, проникающего в каждую клетку тела голоса начала кружиться голова, а внутри ощутилось знакомое волнение, которое всегда возникало в тренировочном зале, когда Тан учил меня контролировать свою силу. «Сейчас что-то будет, сейчас что-то будет… – думала я зажмурившись. – Такое чувство, что из меня что-то выходит, вытекает или вытягивается… А может, наоборот? Только бы внешне ничего не было заметно!»

На левом плече, под браслетом по всей окружности вдруг так сильно что-то зачесалось, прямо-таки нестерпимо. Но не буду же я при всех чесаться, в такой-то момент! Этот странный, нежданный зуд очень отвлёк от песни, и несколько последних куплетов я слушала, думая только о том, как же хочется содрать браслет. «Неужели он опять предупреждает меня о чём-то? – продолжала я задаваться вопросами. – Но ведь вроде никакой опасности нет, и браслет не жалит, как тогда перед подземным толчком, а чешется, но так сильно, что хоть вешайся!»

Меж тем, взяв последние ноты, Гай замолк. Звуки гитары на бедре у Ская растворились, и в таверне слышалось только дыхание застывших в блаженном экстазе людей. Мой Нянь был в такой же отключке, как и все. Мы стояли рядом в дальнем углу, и я почувствовала, как он начинает съезжать по стене. «Вот только обморока сейчас как раз и не хватает, чувствительный ты мой! И как умудрился лекарем стать и с бандой связаться, с такой-то нежной психикой?!» – успела я подумать и, обняв его за талию, подставила плечо.

По традиции Гай хлопнул в ладоши, и народ начал приходить в себя. Несколько человек всё-таки лишились чувств, и если бы не я, то и Дайк был бы в их числе. Женщины заливались слезами, а детвора сидела