Вместо ответа та лишь демонстративно отвернулась и приняла руку Элиаса.

-Джоэл! – Позвала она меня громко, и я не терял более ни секунды.

Мы быстро взошли на корабль и поднялись в небо, оставляя далеко внизу всю порождённую нашим побегом суету, панику, домыслы, разрушенные стены и системы защиты Королевского Дворца.

Мы же стремительно неслись навстречу свободе, отобранной у нас, казалось, сотни жизней назад, и впервые за всё это время я понял, что дышать становилось легче.

***

Но оказавшись на безопасном расстоянии, ни один из нас не запрыгал от радости – мы все были эмоционально истощены, угнетены, усталы.

Мирия легла на разложенное кресло, сжавшись в комок – перемены всегда давались ей нелегко, и я знал, что уснуть ей удастся не скоро.

Элиас же вообще казался дикарём, выпущенным на свободу – то ли ещё до конца не осознав, что это всё не сон, то ли напрочь отвыкнув от какого-либо общества. Он сидел в кресле пилота и даже не смотрел в нашу сторону.

Что касается меня, то все важные разговоры я решил отложить до утра. По грессийским меркам сейчас уже была глубокая ночь, и я решил подобно Мирии хотя бы попытаться уснуть.

Странно, но сон сморил меня молниеносно.

Тишина. Лишь ровное мигание бортовых приборов и долгожданная рассветная тишина. Королевский Дворец остался далеко позади и все, что с ним связывало - тоже. И Тери...

Это единственное, что щемило сердце. Расставание было неизбежным, и что она предложила бы взамен?

Он все рано никогда не простит ее, предательство, это тоже предательство. Он любил ее, он ей верил. Но не обмани она его, то тем самым предала бы Мориса.

Слишком яркой ей чудилась еще та потеря - его смерть, этот кошмар, пережитый, но не забытый. И она любила ЕГО, только его, и желание быть с ним пересиливало все остальное.

Поднявшись с кресла, она осмотрелась - Элиас и Джоэл спокойно спали, а ее голова просто разрывалась от пережитых обстоятельств.

Подумав немного, она подалась в душевую, открыла кран с холодной водой, склонилась над маленькой раковиной и набрав воды в ладони, ополоснула лицо.

Внезапно стало темно. Она не закрывала за собой дверь, полумрака было достаточно, чтобы рассмотреть кран и раковину, но теперь - она поняла - дверь закрыта.

Доля секунды - и Мирия уже не принадлежала себе, сильные руки обхватили ее тело и прижали к крепкой, словно металл, груди; чужие губы впились в ее собственные, с такой силой, что она не могла ни дышать, ни пошевелиться.

И все же Мирия сопротивлялась из последних сил, изворачиваясь туловищем и пытаясь крутить головой, не замечая жадности языка, ласкавшего ее рот и настойчивости дрожавших в нетерпении рук, бесстыдно изучающих ее тело.

Внезапно Элиас прервал затянувшийся поцелуй, но объятия не ослабил, и девушка в темноте услышала его охрипший голос:

-Не смей прогонять меня, Мирия, я хотел тебя с той минуты, как увидел, я был помешан на тебе с первого взгляда - как увидел... Но ты принадлежала Морису, и я не вправе был вам... ему мешать, но теперь он мертв, и ты будешь моей. Теперь я буду заботиться о тебе, как заботился он, обещаю...

К концу своего монолога он был уже почти нежен, его правая рука скользила по лицу девушки, гладила щеки и губы, и в темноте, уже переставшей быть кромешной, были видны его глаза, выражавшие больше любви, чем похоти.

Мирии стало почти что  жаль его. Она так устала, что не могла даже как следует удивиться или испугаться - Элиас, столько времени скрывавший свою тайну, так некстати выдал ее сегодня, сейчас. Но она не стала жалеть его. Ей настолько опостылели эти "признания в любви" сильных, независимых мужчин, каждый из которых возымел желание видеть ее в своей собственности, каждый из которых доказывал свое право на ее тело, что Мирия была уже просто обязана быть сильной и жестокой. Ее цель - Морис, и больше никаких лирических отступлений. И против Дельфина у нее имелось противоядие.

-Морис жив. - Коротко прошептала она, и механизм по имени Элиас тут же замер, и его руки моментально стали неживыми, холодными - еще секунду назад он пытался завладеть ею - и вот два слова - и он шарахнулся от нее как черт от ладана.

Он едва не задыхался от противоречивых чувств. Ошибка, которую он совершил, так больно била его изнутри; и открытие того, что смерть графа - всего лишь дурной сон, и то, что он едва сейчас не натворил - смешалось воедино.

-Жив? - Не зная, куда пристроить ставшие неловкими руки, судорожно произнес Элиас. - Но как это возможно? Я видел своими глазами...

-Ты видел только то, что я хотел тебе показать. - Дверь вновь была распахнута, а на пороге в расслабленной позе стоял Мэлвин, криво усмехаясь. - Какой же ты идиот Элиас, раз до сих пор не понял этого. - Джоэл и Мирия новички, но ты-то в игре давно, и до сих пор так недооценивать мои способности...

Дельфин не отвечал. Из его немигающих глаз текли ручьи слез, на Мирию он и взглянуть-то боялся, опустившись на пол и закрыв голову руками.

-Чего расселся? - Бездушно продолжал Мэлвин. - Мы не знаем, где он сейчас, где Брэндон, и, собственно, для того мы тебя оттуда и вытащили...берегись, Элиас!

Я наконец-то вырвался наружу, пробив сознание Мэлвина, так бесстыдно занявшего мое тело за секунду до того, как я готов был наброситься на Элиаса с кулаками.

"Успокойся, - прошептал он мне, - сначала успокойся".

Но я был зол. Элиас, всю жизнь обвинявший меня в недостойной связи с Мирией, все время контролировавший нас бдительным взглядом и не дававший прохода своими подозрениями, сам вляпался по уши. Он посмел покуситься на то самое святое, что так охранял и оберегал от других - и без веских на то причин - на Мирию!

Я видел и слышал все, но, Мэлвин, ставший моим вторым Я, не давал мне возможности пошевелиться.

"Подожди немного, мы успеем, если дело зайдет далеко" - шептал он, но я бесился в бессильной злобе.

"Нет никаких МЫ! - Орал ему я во весь свой внутренний голос. - Оставь меня в покое, дай мне с ним разобраться!"

Но Мэлвин предпочел оставить меня в заточении. И тогда я задался вопросом во что бы то ни было пробить его защиту. В конце концов, это было мое тело, мой разум, и злость была тоже моей.

И в тот самый миг, как защита его дала трещину, я вновь стал собой. Энергия кипела во мне адским котлом, чернота, исходившая от моих глаз, была настолько густая, что я ощущал ее губительное сияние.

Я ударил его не раздумывая, крепко, жестко, принялся молотить его кулаком по лицу, и он, завалившись на бок, даже не сопротивлялся.

Это так было не похоже на нас троих. В былые времена Эл и пальцем бы не посмел себя тронуть и убил бы на месте любого, осмелившегося поднять на него руку. И во мне никогда не было такой убийственной жестокости, поборовшей все границы здравого смысла. И Мирия никогда не была столь равнодушной наблюдательницей драки, а точнее, избиения, человека, нашего друга; раньше бы она бросилась разнимать нас, но сейчас она молча смотрела, как я наношу удары один за другим, и не пыталась препятствовать.