Хлёду сделалось заметно не по себе, но заговорил он сразу ине размышляя:

– Мы пришли на берег и увидели там тюленя, выбравшегосяна припай. Он показался нам странным, потому что у него были глаза как учеловека. Мы пугнули его, но он не побежал. Тогда мы поняли, что это былколдун, и я напал на него справа, а Эскхере – слева. Однако шкура у негооказалась твёрже любого железа, и об неё-то сломались наши мечи. И мы выбросилиосколки, потому что на них могло остаться какое-нибудь колдовство и этопринесло бы несчастье.

– А что же тюлень? – весело поблёскивая глазами,спросил Эйстейн скальд.

– Тюлень, – сказал Хлёд, – ушёл обратно вводу.

Рассказ сына конунга был выслушан во внимательной тишине. Вего правдивости усомнился разве что Эйстейн, но скальд промолчал. А вот Сакси,который по просьбе сестры уселся в этот раз между нею и Рандвером, – Саксивдруг громко прыснул и, спохватившись, зажал себе рот ладонью. Все посмотрелина него. Сакси поёрзал на лавке и объяснил:

– Я представил, как это они дрались с тюленем…

Но при этом он толкнул Бёдвильд остреньким локтем, и онапоняла, что ей он готов был рассказать кое-что ещё. Так оно и вышло. Оставшисьс ней один, Сакси сказал:

– Помнишь, ты говорила когда-то, что великим героямневедома ложь? Ну так вот, если ты была права, то героями им не бывать, авеликими и подавно. Они ездили на остров!

– Как ездили? – ахнула Бёдвильд. – Да непутаешь ли ты, братец?..

Сакси ответил:

– Я слышал, как они шептались, прежде чем войти. Ониссорились, а это у них нечасто бывает! И Хлёд говорил – это ты виноват, тыпервый придумал поехать! А Эскхере – нет, ты!.. Мы с Готтормом никогда…

Бёдвильд сказала:

– Можно ли попросить тебя, Сакси? Если кто-нибудьстанет спрашивать, где я, скажи, что я отправилась вверх по фиорду на твоейлодке…

Сакси ответил:

– Ты бы больше обрадовала меня, если бы позвала ссобой. Я ведь знаю, куда ты собралась!

Бёдвильд сказала:

– Я бы позвала тебя, братец. Но если меня станутискать, кто лучше тебя сделает так, чтобы меня не нашли?

Бёдвильд правила к острову Севарстёд, и ей казалось, чтобыстро бежавшая лодка еле ползла. Что произошло там, на вершине чёрной скалы?Жив ли он ещё… её кузнец…

Она не повернула бы руля, даже если бы заметила погоню.Посмотреть на Волюнда. Хоть издали. Хоть одним глазком. Увидеть, что он цел. Атам не всё ли равно!

Солнце весело светило с ясного неба, и пальцы рук мгновеннокоченели, стоило опустить их в воду. Море у здешних берегов не подчинялосьникакому морозу, и только там, где выплескивались волны, пена застывала белымикружевами…

Тропинка наверх сильно обледенела и стала опасной. Лишьдостигнув того места, откуда уже можно было видеть лачугу, Бёдвильд отважиласьподнять голову и посмотреть, прикрыв ладонью глаза.

Волюнд стоял прямо перед нею, в нескольких шагах! Стоял безцепей. В распахнутой безрукавке. И подставлял себя солнечным лучам. Должнобыть, он издали заметил Бёдвильд и её лодку.

Он смотрел на неё. И улыбался.

Он заговорил первым. Он сказал:

– Здравствуй, Бёдвильд. А я тебя ждал…

Она ответила:

– И ты здравствуй, Волюнд.

И подошла к нему, чтобы спросить:

– Тебя освободили от оков?..

Волюнд улыбнулся:

– Я нашёл в хижине гвоздь. Когда приехал твой отец ивелел мне ковать, я заодно сделал себе ключ. Это было нетрудно.

– А если тебя застанут?

Он пожал плечами и ничего не ответил, и лишь глаза сновасделались беспощадными… страшными. Но только на миг.

Он сказал:

– Вчера приезжали твои братья… Я вышел к ним, думая,что это приехала ты.

Бёдвильд вскинула на него глаза, и он усмехнулся:

– Они больше похожи на конунга, чем ты или Сакси. Такиеже волки.

Они вошли в домик. Волюнд оставил дверь распахнутой, чтобывнутрь проникал солнечный свет. И Бёдвильд подумала, что он, наверное, давноуже выковал свой ключ. Он держался на ногах увереннее, чем в её первый приезд.Только ходил по-прежнему медленно, очень медленно, и опирался о камни…

Бёдвильд спросила его:

– Как твои ноги?

Он ответил:

– Спасибо. Я мазал их снадобьем, что ты мне дала. Ониперестали болеть… почти совсем.

Бёдвильд села на каменную наковальню. Жилище мастеравыглядело пустым и необжитым – правду говорят люди, что не смогла стать уютнойни одна ещё на свете тюрьма! Бёдвильд коснулась пальцами ожерелья, блестевшегона груди:

– Трудно поверить, что и его сделал ты.

Волюнд кивнул.

– Ты права, Лебяжье-белая. Ты замечала, должно быть,что и соловей в клетке не поёт.

Бёдвильд вздохнула.

– Надо бы тебе убежать отсюда, Волюнд.

Он ответил:

– Раньше я ковал для всех, кому случалось меняпопросить, и люди обыкновенно оставались довольны. Но я не стану делать ничегостоящего, пока твой отец держит меня здесь.

Бёдвильд сказала уверенно:

– Ты убежишь. Я не знаю, как ты это сделаешь, но тыубежишь.

Волюнд пристально на неё посмотрел… Потом нагнулся, разрылсвою подстилку и вытащил что-то очень похожее на венок из густо заиндевевшейтравы. Он сдул с него мусор и сказал:

– Вот, возьми. Может, понравится. А не понравится,брось.

Это действительно был венок, и действительно из травы. Нотрава была серебряной и блестела, а чашечки цветов рождали золотистые отблескина стенах. Бёдвильд долго держала венок в руках и молчала – не могла выговоритьни слова. Потом несмело возложила его себе на голову и тотчас пожалела, чтопоблизости не было миски с водой или хоть лужи – поглядеться!

Волюнд наблюдал за нею, прищурив глаза.

Бёдвильд сняла венок и прошептала:

– Ты вправду волшебник…

Волюнд засмеялся:

– Просто я работал без цепей на руках. И думал о том,как подарю его тебе.

– Но где же ты взял золото и серебро?

– Это не серебро, а простое железо. Я вытащил звено изсвоих кандалов и не думаю, чтобы твой отец догадался их пересчитать. А золото,это кусочек бронзы от кольца, что в стене.

Бёдвильд гладила сверкающие травинки, и они не кололи ейрук.

– Но ведь я смогу носить его только здесь… Иначеоткроется, что я была у тебя.