— А почему нет? Ты снова загремел в черный список? Может, у Старра?

— Нет, я даже из шоу не вылетел. Просто отправил заявление — все как положено. Ну, мой партнер вышел из строя, я сломал руку — все равно сезону был конец. Перед Старром я чист, они мне даже больничные счета оплатили.

Это было не совсем то, что Томми имел в виду, ну да ладно.

— Ты подписан с этим Реддиком?

— Всего на сезон, шесть недель осталось. Вот только я на мели. Работаю практически за бесценок. Скопил немного, пока был у Старра, но все отдал Сюзан. На меня записана доля дома в Лос-Анджелесе, может, кто-нибудь из семьи меня выкупит.

— Ну, у меня кое-что есть, — сказал Томми. — Немного, но продержаться хватит. К тому же все деньги, которые я заработал ребенком и в тот год с Вудс-Вэйлендом, до сих пор где-то в банке. В руках опекуна, или на условном депонировании, или как там это называется… Я мог получить их после совершеннолетия, только тогда я был в Германии. Так что все эти деньги лежат, проценты набегают. Джо или Анжело должны быть в курсе. А еще, когда погиб отец, Джефф Кардифф продал котов — Анжело рассказал тем летом — это тоже деньги. Не бог весть какое состояние, но на новое оборудование хватит. Только найди нам ловитора.

У тебя есть связи, которых нет у меня.

— Если уж на то пошло, — заметил Марио, — в доме много чего лежит. Вряд ли кто-то им пользуется. Можно поработать зиму дома…

— Думаешь, твоя семья захочет меня видеть?

Марио нахмурился.

— Никуда не денутся. Как я уже говорил, дом находится в долевом владении — между Папашей Тони, Джо и Анжело. Папаша оставил свою долю мне, — потом он рассмеялся: — Расслабься, парень, семейство меня за тебя когда-нибудь отколотит. Они в тебе души не чаяли. И никто из них не слышал о черном списке.

— Думаешь? В любом случае ты женат, я служил… Много воды утекло. Тогда мы были детьми. А теперь я демобилизован, а ты… ты семейный человек, отец! Не думаю, что нам надо волноваться о каком-то старом скандале.

Марио постепенно загорался идеей.

— Я совсем заржавел… запустил себя… но зима хорошей работы вернет нам форму. Насчет ловитора можно будет подать объявление. Как ты считаешь, здесь можно достать «Билборд»?

— В таком захолустье? Я бы сильно не надеялся.

— Тогда завтра. Или когда будем в Сан-Антонио. Давай прикинем, во сколько нам обойдется оборудование. Даже если что-то найдется дома, нужна новая сетка и тросы. Папаша заказывал сетки где-то в Сан-Диего… у ребят, которые работали на рыбопромысловый флот. Если они, конечно, еще в деле.

Томми хихикнул.

— Мне всегда было интересно, откуда гимнасты берут страховочные сетки.

— Ну, — криво усмехнулся Марио, — в Аберкромби энд Фитч их не купишь.

Томми вытащил ручку из кармана.

— От меня что-то требуется? В чемодане есть копия старого контракта и банковская книжка того счета.

— Я пока сделаю еще кофе.

Настала ночь, а они все говорили. Потянувшись к давно опустевшему кофейнику, Марио уставился на часы.

— Господи, уже за три.

— Боже, — Томми скомкал лист с вычислениями, — тебе надо было давно меня выставить! Детали можно обсудить и завтра.

— Мотели будут заняты. Видимо, тебе придется оставаться здесь, если, конечно, не хочешь спать в машине.

Томми смерил Марио пристальным взглядом, но тот, наклонившись, возился с потертым ремешком сандалии.

«Проклятье, — сказал он сам себе. — Ты провел черту. Ты назвался его братом. Ты больше не ребенок. Забудь — так же, как забыл он».

— Да, спасибо.

Марио, одетый в мешковатый старый халат, сел на край кровати.

— Сигарету?

— Спасибо. Когда ты начал курить?

— Я сильно не балуюсь. Три-четыре в день… Даже Анжело мне не попенял бы.

— Я видел его имя в… как они называются?… вступительных титрах к какому-то фильму. Когда был в Германии.

— Ага, в тот год, когда я выступал у Старра, он много работал в Голливуде. Он хороший каскадер. Хотя мне всегда казалось, что это опаснее, чем летать, — Марио потушил сигарету. — Раз уж мы размечтались, надо помечтать, как бы заманить его обратно к нам. Пусть бы нас ловил.

Они лежали бок о бок, не касаясь друг друга. От Марио все так же слабо пахло гвоздикой. Томми боролся с желанием тронуть испещренное шрамами плечо.

«Не делай глупостей, — уговаривал он себя, — ты проехал две тысячи миль, нашел его, вы снова друзья, и пусть оно так и остается».

Марио был необычайно тих, едва дышал. Боялся? А затем до Томми дошло. Марио остался — и навсегда останется — прежним. А вот он сам… Он ушел мальчишкой, вернулся мужчиной. Откуда Марио знать, как изменили его эти годы? К чему себя обманывать? Ты только об этом и думал. Возможно, ворошить прошлое — безумие. Ты уже не тот, что был раньше.

— Спишь? — прошептал он.

— Почти, — откликнулся Марио, но голос у него был отнюдь не сонный.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать девять. Ты знаешь.

— Я забыл.

— Зато я нет. Тебе исполнилось двадцать два первого мая. Я запомнил, потому что это хорошая цирковая дата.

— А я не помню, когда твой День рождения.

— В феврале. Я Водолей.

— Знаешь, чего я хочу?

— Нет. Чего?

— Мне чертовски хочется, чтобы сейчас была еще одна гроза, — с замиранием сердца сказал Томми.

Он притянул Марио к себе так, будто только силой можно было стереть пять лет, полные тревог и злоключений.

— Иди сюда, дурень. Чего ты ждешь?