Первым выступил Грэм. Он говорил о том, как восстановление торговых связей укрепит британскую экономику. Его сменил премьер-министр, напиравший на великодушие, которое должна проявить страна-победительница. Затем настал черед немцев, от лица которых выступил Макс фон Брандт. Каждое его слово было выверено. Он четко и убедительно рассказал о планах делегации, подробно остановившись на взаимных выгодах, которые получат Англия и Германия от восстановления торговых связей. Свое выступление, длившееся около десяти минут, он закончил словами:

– Разумеется, в моем кратком выступлении я не мог рассказать обо всем. В течение ближайших нескольких недель мы все подробно обсудим с нашими британскими коллегами. Но мы признательны за возможность изложить наши замыслы перед вами. Флит-стрит, олицетворяющая британскую прессу, встретила нас враждебно. Я вполне понимаю ваши чувства, однако хочу заверить вас в моей искренней надежде и надежде германского народа… Сейчас, когда вражда и неприязнь между нашими странами остались в прошлом, я искренне надеюсь, что мы способны работать вместе во имя мира и процветания, во имя блага наших народов. Благодарю вас за внимание.

Пока Макс выступал, Джо сидел и натянуто улыбался, хотя внутри по-прежнему бушевал гнев. Само присутствие фон Брандта было для него жестокой насмешкой. Джо не верилось, что этот человек, принесшей столько горя его семье и великому множеству других семей, теперь стоит здесь, улыбается и как ни в чем не бывало говорит о грядущем процветании. Гнев не утихал, и Джо больше не мог сдерживаться.

Еще через несколько минут премьер-министр простился с газетчиками и направился в свою резиденцию.

– Мистер фон Брандт, можно вас на минутку? – спросил Джо, когда члены кабинета и германская делегация оказались внутри.

Макс остановился и вопросительно посмотрел на Джо.

– Пройдемте сюда, – предложил Джо, указав на приемную.

Макс последовал за ним. Джо плотно закрыл дверь.

– Берлину стоило прислать кого-нибудь другого. Кого угодно, только не вас, – сказал Джо.

– Мне жаль, что вам, мистер Бристоу, это видится в таком свете. Надеюсь, вы не нашли изъянов в моем выступлении?

– Я знаю, кто вы на самом деле и чем занимались. Не от ваших ли рук погибла Мод Селвин Джонс? Почему вы убили ее? Не потому ли, что она увидела нечто такое, чего не должна была видеть? Глэдис Бигелоу покончила с собой, поскольку вы ее шантажировали. Дженни Финнеган сошла в могилу, терзаясь сознанием того, что помогала вам, германскому шпиону. Ее муж едва не погиб из-за сведений, которые ваша шпионская сеть передавала в Берлин. Но, полагаю, в любви и на войне все средства хороши?

Макс покачал головой и недоуменно улыбнулся:

– Боюсь, мистер Бристоу, я понятия не имею, о чем вы говорите. Но прежде, чем разрушать чью-то репутацию, обвиняя человека в шпионаже, стоило бы позаботиться о доказательствах. Причем о солидных доказательствах. Насколько мне известно, британское законодательство предусматривает весьма суровое наказание за клевету.

Разумеется, Макс был прав. Никаких конкретных доказательств, позволявших обвинить его, у Джо не было. Джо поверил рассказам Дженни Финнеган и Джона Харриса, а другие не поверят. Помнил Джо и о том, чем закончилась попытка арестовать Джека Флинна за шпионаж.

– Вы бессердечный мерзавец, – сказал Джо. – Если бы я мог встать с коляски, то собственными руками придавил бы вашу голову к полу.

– Как же мне повезло, что вы не можете! – уже без улыбки ответил Макс; его синие глаза смотрели холодно и жестко. – Позвольте дать вам совет. События, мистер Бристоу, не всегда таковы, какими кажутся. Особенно в политике. Война закончилась. Весь мир это признал. Настоятельно советую вам сделать то же самое. Всего хорошего.

Макс наградил его ледяной улыбкой, затем ушел, шумно хлопнув дверью. Джо смотрел на закрытую дверь, сознавая, что ему не добраться до Макса. В его распоряжении лишь умопостроения и слухи, но никаких доказательств. Этот вероломный и опасный человек вновь ходит по улицам Лондона, а он бессилен что-либо сделать. Будь у него хоть какая-то зацепка, хоть какой-то способ, что угодно, он бы показал миру, кем на самом деле является Макс фон Брандт.

– Будь ты проклят! – вслух произнес Джо.

Он схватил стеклянное пресс-папье и швырнул в дверь. Ударившись, оно просыпалось на пол дождем мелких осколков.

Уилла разметалась на постели, запутавшись в скомканных простынях. Она впала в глубокий наркотический сон. На полу валялся резиновый жгут, а рядом – шприц. Правая рука Уиллы была согнута в локте, и оттуда капала кровь.

Ей снилось, что она стоит на платформе железнодорожной станции. Совсем одна. Поздний час. Вокруг темно, завывает ветер. Она попала в опасное место, откуда нужно поскорее выбраться. Но как? Не было ни указателей, ни дверей, ни лестниц. Вообще ничего.

Она не помнила, с чего все началось. Боль донимала ее сильнее, чем обычно. Это она помнила. Ранним вечером, купив вина, хлеба и сыра, она шла по набережной Сены, возвращаясь домой. Навстречу шел мужчина. Рослый, симпатичный, рыжеволосый. На мгновение ее сердце возликовало, и она подумала, что это он, Шейми. Естественно, она обозналась. Шейми мертв.

Случай на набережной подкосил Уиллу. Она вдруг пронзительно ощутила свое одиночество. Мысль о том, что она уже никогда не увидит его лицо, отозвалась мучительной болью. Уилла поспешила домой, вывалила на стол купленную еду, обмотала резиновым жгутом руку и всадила себе изрядную дозу морфия. Ничто не спасало ее: ни работа, ни Оскар. Хороший человек, но она его не любила. И не могла полюбить. Когда не стало Шейми, в ней тоже что-то умерло. Ее сердце. Так пусть теперь умрет и все остальное.

В клубах пара к платформе подошел поезд. Уилла обрадовалась. К этому времени ветер стал еще холоднее, а темнота – еще более угрожающей. Ей хотелось поскорее подняться в вагон. Из вагонных окон на нее смотрели серые, невыразительные лица, но их она не боялась. В этом поезде где-то едет Шейми. Я знаю, что едет. Ей нестерпимо хотелось снова увидеть его лицо, услышать его голос, прикоснуться к нему. Она поднялась в вагон и пошла по проходу, всматриваясь в лица. Однако Шейми среди пассажиров не было. Она перешла в другой вагон, потом в третий.

– Где он? – спрашивала она вслух. – Где?

Она уже не шла, а бежала, выкрикивая его имя. Но его здесь не было.

– Уилла!

Она остановилась, обернулась. Это он? Она же слышала его голос. Но где же он?

– Шейми! – крикнула она. – Шейми, где ты?

– Уилла, просыпайся. Давай садись…

Она почувствовала внезапную резкую боль. Кто-то бил ее по щекам, снова и снова делая ей больно.

– Перестаньте! – кричала она. – Отпустите меня!

– Слава Богу, она в сознании! Уилла, открой глаза.

Она попыталась, но это было невероятно трудно.