Но если бы он не погиб, то Скади обязательно захотела бы включить его в экипаж «Паслена». Наверняка он был бы ученым уровня Моленки.

Но какой во всем этом смысл? Скорее всего, просто странное совпадение.

– Мы уже готовы, можем повторить эксперимент, – сообщила Моленка.

Скади заколебалась. Может, все-таки сказать ей про Жаструзяка? Но быстро передумала. Вместо того скомандовала:

– Так начинайте!

Она наблюдала, как задвигалась черная машинерия, как спирали и отростки замельтешили, будто проходя друг сквозь друга, возмущая, перекручивая пространство и охраняя от посторонних возмущений крошечную область космоса с измененной метрикой. За секунды движение перестало различаться глазом – за кормой «Паслена» возник размытый черный вихрь. Детекторы частиц высокой энергии и гравитации выбросили поток информации. Пространство претерпевало страшное напряжение, метрика искажалась, чудовищная энергия концентрировалась на границе зоны фазового изменения. Данные детекторов, обработанные и сопоставленные, показывали, как меняется геометрия зоны.

Моленка передала результаты Скади, представив для наглядности зону поля как растущий пузырь света, дрожащий и пульсирующий, будто капля ртути в магнитной ловушке. Поверхность переливалась множеством цветов, отображая детали вакуумной трансформации. Но детали не интересовали Скади. Для нее главным была удостоверенная данными нормальность, стабильность поля – конечно, в той степени, в какой может быть нормальным нечто, не имеющее права существовать в обычной Вселенной. Изображение зоны осветилось синим, показывая, как излучение Хокинга переходит в тахионное состояние и уносится прочь от «Паслена».

Моленка передала, что уже можно расширять поле, погружая субсветовик целиком в сферу четвертой фазы вакуума, в тахионное состояние. Процесс расширения пройдет очень быстро, за пикосекунды субъективного времени. Тахионной стабильности хватит, чтобы переместить звездолет на световую наносекунду – то есть на тридцать сантиметров. Одноразовые датчики уже находятся снаружи корабля, за предполагаемой областью поля, и готовы зарегистрировать перемещение. Конечно, треть метра кажется сущей малостью, но ведь процедуры расширения и тахионного скачка можно повторить сколько угодно раз. Самое важное и трудное – суметь хотя бы единожды, дальнейшее уже дело техники.

Скади разрешила расширить зону поля и перевела свои имплантаты в состояние максимально ускоренного мышления. Обычное движение на борту стало едва заметным статичным фоном, безумное вращение аппаратуры на корме замедлилось, стало различимо гипнотическое, приковывающее взгляд движение отдельных частей. Скади внимательно обследовала свой разум, отметила нервность, нетерпение, подспудный страх перед ошибкой. Вспомнились слова волка о том, что лишь очень немногие органические сущности двигались быстрее света. В других обстоятельствах она восприняла бы эти слова как предостережение, но ведь он, по сути, подталкивал, провоцировал ее на попытку. И по-настоящему помог в расшифровке информации, поступившей от «Пролога». Без волка это едва ли бы удалось. Должно быть, он не хотел погибать. Хотя, возможно, лишь наслаждался замешательством Скади, вовсе не заботясь о самосохранении.

Но теперь уже не важно. Процесс начался. Движущиеся детали машины изменили состояние поля вблизи зоны измененного вакуума, возмущая осторожно и продуманно ее границу, подталкивая к расширению. Зона начала осциллировать, мгновенно расширяться, опадать снова. Размеры менялись на порядки – но все же слишком медленно.

Скади быстро поняла: что-то пошло не так. Поле должно было расшириться во временных масштабах, находящихся за пределами человеческого восприятия, пусть даже и ускоренного. Зона не объяла весь корабль, но раздулась лишь до размеров грейпфрута, зависла среди крутящегося мельтешения на корме, непонятная, страшная. Скади лихорадочно взмолилась: пусть, пусть оно схлопнется до микрона, до искорки в бактерию величиной – но ведь поле, скорее, расширится неконтролируемым образом. Моленка ведь предсказывала нестабильность…

Завороженная и напуганная, Скади наблюдала, как зона дергалась и менялась: то вытянулась, уподобясь арахисовому ореху, то превратилась в тор. А по словам Моленки, такая топологическая деформация была попросту немыслима!

Пузырь вакуума снова поменял связность, стал сферой, а спустя мгновение покрылся выступами. На мгновение показалось, что смотрит, глумясь, уродливая морда горгульи. Конечно, это лишь шутки подсознания, проекция знакомой формы туда, где она никак не могла появиться, но понимание не уменьшило страха. Пузырь вакуума казался жутким воплощением злой хаотической силы.

Пузырь раздулся снова – до размеров шаттла. Часть движущихся деталей не ушла вовремя от границы зоны, их края проткнули пузырь, вошли внутрь. Мгновенно детекторы захлестнул чудовищный поток гравитонов и элементарных частиц, загнал показания далеко за допустимые пределы. Ситуация вышла из-под контроля. Корабельные системы, локализованные на корме, выходили из строя одна за другой. Движущиеся части хаотично задергались, хлестая друг друга, словно руки пьяных танцоров. Брызнули обломки. От мест столкновения деталей с границей поля зазмеились ленты раскаленной плазмы. Зона раздулась опять, поглотив кубические гектары аппаратуры, уже не способной поддерживать стабильность вакуума. Внутри поля засверкали вспышки разрывов. Центральная движущаяся часть – длинный изогнутый кронштейн – переломилась в основании, врезалась в борт «Паслена». Скади ощутила цепь взрывов вдоль корпуса, алых вспышек от кормы к рубке. Чудесная машина, выпестованная ею, рвала себя на части. Зона измененного вакуума раздулась, не сдерживаемая более искалеченными генераторами потенциальной ямы.

Зазвучали сирены тревоги, по всему звездолету загрохотали опускаемые аварийные переборки. Из центра зоны засиял ослепительный белый свет – материя становилась фотонами, начался катастрофический переход в третью фазу вакуума, когда материя полностью теряет инертную массу.

Сквозь границу хлынул поток фотонов и лептонов. Оставшиеся кронштейны отшвырнуло, переломило, как сухие ветки. Вспыхнул краткий ослепительный разряд плазмы, пузырь вакуума раздуло. Он захватил «Паслен» целиком, диссипируя в то же время. Скади ощутила прохождение фронта – будто порыв ледяного ветра летним днем. Ударная волна сотрясла звездолет, Скади швырнуло на стену. В обычной ситуации та смягчилась бы мгновенно, поглощая энергию столкновения, – но теперь осталась твердым неподвижным металлом.

Однако корабль уцелел, как и его хозяйка. Она могла двигаться, размышлять. Могла слышать вытье сирен, аварийные сообщения, лязг закрывающихся переборок. Кризис миновал, пузырь измененного вакуума рассеялся, пусть и покалечив звездолет. Даже если «Паслен» невозможно в полной мере отремонтировать, он не уничтожен. А значит, еще не все потеряно.

Скади приказала сознанию вернуться к нормальной рабочей скорости. Гребень на голове пульсировал от избытка крови – следовало избавиться от избыточного тепла, произведенного сверхэнергичной работой мозга. Ощущалось головокружение – неизбежное следствие разгонки разума. Но это быстро пройдет. Кажется, тело осталось неповрежденным; несмотря на жестокий удар о стену, оно послушно реагировало на приказы. Скади ухватилась за опору, толкнула себя к середине коридора. Субсветовик дрейфовал, устройств искусственной гравитации он не имел, и потому внутри воцарилась невесомость.