Когда он находился в десяти метрах, посреди сочленительского шаттла вспыхнула искорка – будто первый луч нарождающегося солнца.

Хлестун не успел и моргнуть.

Слева по борту «Паслена» не было видно звезд, лишь безбрежный океан черноты. Из-за скорости видимый мир сжался в кольцо вокруг субсветовика. Но корабль-преследователь двигался с той же скоростью, поэтому наблюдался прямо позади.

Яркая точка взрыва проколола бескрайнюю черноту, словно случайная заблудившаяся звезда.

Скади изучила вспышку, учла небольшое красное смещение и вычислила: мощность взрыва в несколько тератонн – это сама боеголовка плюс небольшое количество антиматерии. Оружие уничтожило суденышко размером в шаттл, а не звездолет. Взрыв машин субсветовика, работающих с чудовищными энергиями квантового вакуума, дал бы мощность на три порядка большую.

Так что Клавэйн снова оказался умнее. Впрочем, нет – он всего лишь проявил себя неглупым. Скади пока не сделала ошибок. А он отбил все атаки, но сам до сих пор не ударил. Преимущество еще на ее стороне. К тому же одна из атак, несомненно, смогла нанести вред кораблю Клавэйна. Да и последняя вынудила его растратить ценное топливо. А оно бы очень понадобилось для грядущих битв вблизи Ресургема. Клавэйну пришлось растратить ресурсы и силы. С военной точки зрения, Скади потеряла лишь возможность убедительно блефовать.

Но Скади и так не слишком полагалась на блеф.

Настало время исполнить задуманное.

– Ты лживый подонок! – заорала Антуанетта, врываясь в каюту.

Ксавьер лежал на спине, уместив компад на коленях. Девушка заметила бегущие по экрану строчки программы, напоминающие вычурные, изощренные по форме стопы стихотворения на незнакомом языке. Ксавьер держал в зубах стилос, и тот выпал, когда парень открыл от удивления рот. Компад шлепнулся на пол.

– Антуанетта? В чем дело?

– Я все знаю!

– Что ты знаешь?

– Про закон Мандельштама, про Лайла Меррика, про «Буревестник», про Зверя. И про тебя.

Ксавьер сел, коснувшись ногами пола, запустил пятерню в густую черную шевелюру.

– Да что тебе известно? – спросил он смущенно.

– Не ври мне!

Она бросилась на Ксавьера, молотя, но силы в ее ударах не было. Если бы не злость и отчаяние, они бы показались всего лишь любовной игрой. Но Ксавьер прикрыл лицо руками, подставил предплечья. Попытался заговорить, но лишь разжег ярость. Конечно, она не станет слушать жалкие лживые оправдания!

В конце концов ярость сменилась плачем. Тогда Ксавьер осторожно перехватил кисти девушки:

– Антуанетта…

Та ударила еще раз и заревела вовсю. Она любила его и ненавидела, хотела уничтожить и не желала ему зла в одно и то же время.

– Я не виноват, – проговорил Ксавьер. – Клянусь, не виноват.

– Почему же ты мне не сказал? – Она встретила его взгляд, часто моргая, заливаясь слезами.

– Почему не сказал?

– Именно об этом я и спрашиваю!

– Потому что твой отец взял с меня слово, что сохраню это в тайне.

Когда Антуанетта успокоилась и стала способной понять и принять правду, Ксавьер рассказал о прошлом.

Джим Бакс много лет дружил с Лайлом Мерриком. Оба водили грузовые суда в окрестностях Ржавого Пояса. Обычно пилоты-торговцы, работающие в одной сфере деятельности, вряд ли дружат по-настоящему: в коммерции бывают периоды везения и невезения, и ради выживания приходится выхватывать куски из-под носа у ближних. Но Бакс и Меррик занимали очень разные экологические ниши, работали с разными клиентами, и потому соперничество не омрачало дружбы.

Джим Бакс перевозил тяжелые срочные грузы по траекториям, требовавшим большой тяги и расхода топлива. Он легко брался за «горящие» заказы и держался, хотя и не всегда, в рамках закона. Сам клиентов-уголовников не искал, но и не спешил отказывать, если они все-таки обращались.

А Лайл имел дело исключительно с преступниками. Они понимали, что его медленная, ненадежная, хрупкая ракета на химической тяге с наименьшей вероятностью привлечет внимание таможни и полицейских. Лайл не мог обещать, что груз прибудет вовремя (если прибудет вообще). Но вот отсутствие проверок и неприятностей для клиентуры он гарантировал. И процветал, каковой факт тщательно прятал от властей, делая вид, что балансирует на грани банкротства. По меркам своего времени и окружения он был человеком зажиточным, намного состоятельнее Джима Бакса. Тот и не мечтал сравниться доходами с Лайлом. Меррик мог позволить себе раз в год снять альфа-копию своего сознания в аристократическом районе Города Бездны.

Много лет подряд Лайл без помех обделывал дела, но в один прекрасный момент заскучавший полицейский решил проверить ракету – просто потому, что Лайл никогда раньше не привлекал внимания властей, а это само по себе подозрительно. Догнать допотопное корыто труда не составило. Полицейский потребовал заглушить двигатели и открыть для него шлюз. Но Лайл попросту не мог такого позволить. Вся репутация этого человека зиждилась на том, что его грузы никогда не досматривались. Допустить полицейского на борт – все равно что расписаться в банкротстве.

Оставался единственный выход – удирать.

К счастью – вернее, как впоследствии оказалось, к большой беде, – до Нового Копенгагена было уже рукой подать. А неподалеку в «карусели» имелся большой ремонтный док, подходящий размерами для ракеты. Если постараться, можно успеть в док, чтобы там закрыться и уничтожить груз до того, как роботы-полицейские вломятся на борт. Конечно, Лайл оказался бы по уши в дерьме, но, по крайней мере, не подвел бы клиента, а это для Меррика значило куда больше, чем собственное благополучие.

Конечно, из его затеи ничего не вышло. Загнанный четырьмя полицейскими катерами, окружившими его и уже выстрелившими тормозные захваты, он не справился с посадочным маневром и врезался в «карусель». К большому удивлению всех, и прежде всего самого Лайла, он пережил столкновение. Отсеки жизнеобеспечения и пилотская рубка проломились сквозь оболочку спутника, будто клюв птенца сквозь скорлупу. Скорость ракеты не превышала пары десятков метров в секунду, и Лайл отделался синяками и ссадинами. Он уцелел и в тот момент, когда взорвался главный двигатель разом с огромными топливными баками. Рубку просто запихнуло глубже в «карусель».

Не успев обрадоваться чудесному спасению, Лайл понял: он уже в дерьме не по уши, а с головой. Ракета ударила не в самый густонаселенный район «карусели», но жертв оказалось немало. Разгерметизировалось много отсеков, воздух хлестал из пробитой оболочки «карусели» и корпуса ракеты. Меррик протаранил парк, миниатюрный лес, освещенный подвесными фонарями.

В любую другую ночь тут гуляла бы лишь пара десятков людей и животных, наслаждающихся синтетическим пейзажем при свете луны. Но в ночь столкновения в парке давали концерт, исполняли одно из творений Квирренбаха, рассчитанных на вкусы публики попроще. Собралось несколько сотен. К счастью, большинство выжило, хотя многие получили очень тяжелые ранения. Сорок три человека погибло, не считая казненного в результате всего этого Лайла. Весьма вероятно, что сосчитать удалось не все жертвы.