Пьер только не знал того, что там, где емуподносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село иярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами-мужиками села,теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были ввеличайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по егоприказу посылать ребятниц-женщин с грудными детьми на барщину, эти самыеребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, чтосвященник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и чтособранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньгибыли откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, зданиявоздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную толькона бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге науменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавленабарщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям,и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехализ Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику-брату, как онназывал великого мастера.

«Как легко, как мало усилия нужно, чтобысделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»

Он счастлив был выказываемой ему благодарностью,но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он ещебольше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.

Главноуправляющий, весьма глупый и хитрыйчеловек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой,увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнееобратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождениякрестьян, которые и без того были совершенно счастливы.

Пьер втайне своей души соглашался суправляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, ичто Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал натом, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы дляисполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянииповерить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов иимений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает отом, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работойи деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.

В самом счастливом состоянии духа возвращаясьиз своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать ксвоему другу Болконскому, которого он не видал два года.

Богучарово лежало в некрасивой, плоскойместности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовымилесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположеннойдеревни, за вновь вырытым, полно-налитым прудом, с необросшими еще травойберегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько большихсосен.

Барский двор состоял из гумна, надворныхпостроек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглымфронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды иворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка,выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами.На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые,на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самогокрая пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски,сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.

Пьера поразила скромность маленького, хотя ичистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз онвидел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, неотштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочкахпробежал вперед и постучался в дверь.

— Ну, что там? — послышался резкий, неприятныйголос.

— Гость, — отвечал Антон.

— Проси подождать, — и послышался отодвинутыйстул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу свыходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и,подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.

— Вот не ждал, очень рад, — сказал князьАндрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел насвоего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова былиласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший,мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придатьрадостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг;но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем-тоодном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.

При свидании после долгой разлуки, как этовсегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечаликоротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго.Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде-отрывочно сказанном,на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о егозанятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьерво взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою онслушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости опрошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог приниматьучастия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед княземАндреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Емусовестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенностиподновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживалсебя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорейпоказать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот,который был в Петербурге.

— Я не могу вам сказать, как много я пережилза это время. Я сам бы не узнал себя.

— Да, много, много мы изменились с тех пор, —сказал князь Андрей.

— Ну а вы? — спрашивал Пьер, — какие вашипланы?

— Планы? — иронически повторил князь Андрей. —Мои планы? — повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. — Да вотвидишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…

Пьер молча, пристально вглядывался всостаревшееся лицо (князя) Андрея.

— Нет, я спрашиваю, — сказал Пьер, — но князьАндрей перебил его: