колониального пехотного полка.

Когда первая шеренга достигла центра площади — прямо под трибуной, — колонна разом остановилась. Офицеры выкрикнули приказ, и тысяча солдат с сокрушительным грохотом ударила прикладами мушкетов по плитам мостовой. Тысяча рук взметнулась, отдавая честь.

Боже благослови королеву! — слаженным хором прозвучал старинный девиз. — И да хранит ее милость Кариса!

Беглая — лишь на долю секунды — улыбка скользнула по губам Януса, и он жестом указал на толпу. Расиния стремительно развернулась и, шагнув к самому краю трибуны, прокричала заключительные строчки своей речи:

— Знайте, что я не намерена уступить это священное право без боя! Пойдете ли вы со мной?

Глядя с высоты на солдат, она раскинула и руки и прибавила:

— Пойдете ли вы с нами?

Толпа разразилась воплями. Тут и там Расиния различала отдельные слова — «Боже благослови Вордан!» или «Боже благослови королеву!». Гул толпы нарастал, из невнятного рокота превращаясь в крик, из крика — в оглушительный рев, который сотряс площадь, дребезжа оконными рамами и распугивая голубей с крыш. К этому реву присоединились закаленные солдатские глотки, и уже казалось, что обширная трибуна, содрогаясь, вот–вот обрушится вниз. Расиния закрыла глаза и наконец позволила себе улыбнуться.

Глава двадцать первая

Винтер

— Не знаю, как ты, а я запишусь в армию!

— Да ни в жизнь! Ты только болтаешь об этом и на самом деле никуда не запишешься.

— А вот и запишусь!

— В прошлый раз ты сказал, что ни к чему идти на смерть ради какого–то там дворянчика.

— Да, но то было в прошлый раз. Теперь командует Вальних!

— А он не дворянчик, что ли?

— Он знает, что делает, вот и все. А еще у него есть самые настоящие солдаты! Первый колониальный полк — вот как они зовутся. Ты слыхал, что эти ребята совершили в Хандаре?

— Я много чего слыхал, но кто скажет, что это правда?

— И ведь ты тоже не хочешь, чтобы Орланко вернулся, со всей своей сворой Истинных святош и борелгайских откупщиков?

— Не хочу, но…

— И кстати, подумай еще вот о чем: пройдет неделя, и любому парню в синем мундире будет незачем платить за выпивку во всех столичных кабаках! А уж девчонки…

— Да, но до этой благодати еще надо дожить.

Винтер, сунув руки в карманы, шагала бок о бок с парой юнцов, покуда они не свернули в проулок. С тех пор как она покинула собор, точно такие же — или очень похожие — разговоры ей довелось выслушать уже раз десять, если не больше.

Оставив толпу ликовать на площади, депутаты вернулись в собор, поглощенные жесточайшими дебатами. Все любовно выпестованные и обговоренные на прошлой неделе альянсы пошли прахом, как будто речь Януса и прибытие Первого колониального опрокинули вверх тормашками шахматную доску и в беспорядке рассыпали по полу все фигуры. В некотором смысле так оно и было. Впервые на памяти живущих части королевской армии вошли в пределы столицы, и это несомненно изменило баланс сил в пользу того, кому эти войска подчинялись.

Радикалы, монархисты и Центр раскололись на десяток с лишним противоборствующих группировок. Одни восхваляли Януса, другие желали немедля отправить делегацию, которая примет командование полком, дабы его не могли использовать против Генеральных штатов. Третьи возражали против таких необдуманных действий — впрочем, как и против любых действий, — опасаясь сердить Януса прежде, чем будет покончено с Орланко. Иные и вовсе твердили: перед тем как что–либо предпринять, необходимо наконец написать конституцию и прояснить положение королевы.

Мауриск то сидел молча, то кричал во все горло, успокаивая напуганных соратников и отбиваясь от все более абсурдных предложений. Наконец он убедил депутатов принять резолюцию в поддержку Януса и Первого колониального, где в общих чертах выражалась надежда, что сей доблестный полководец одолеет Орланко, но ничего определенного не говорилось о том, что случится после. Удовлетворившись этим компромиссом, Генеральные штаты наконец разошлись для вечернего отдыха.

Винтер наняла экипаж для поездки в Доки, но, перебравшись через Великий Мост, оказалась вынуждена оставить повозку и продолжить путь пешком. Улицы были полны народу, как будто марш Первого колониального послужил обывателям магическим знаком выйти из укрытий. Повсюду пылали факелы, взрослые болтали и смеялись, а ребятишки играли и восторженно вопили, радуясь нежданному празднику.

Пробираясь через толпу, Винтер узнала, что, помимо прибытия прежнего ее полка, для всеобщего ликования имелся и другой веский повод. Первый колониальный, пройдя с юга по Зеленому тракту, привел за собой солидный шлейф телег и фургонов. Все они принадлежали окрестным земледельцам и купцам, прежде из–за слухов о вооруженных стычках опасавшимся везти припасы в столицу. Теперь они примкнули к знакомым синим мундирам, очевидному свидетельству, что порядок в городе восстановлен, и последовали за полком, чтобы благополучно распродать свои товары. Дорога на север еще оставалась закрытой, но явление этого каравана помогло восполнить недостаток съестных припасов и снизить цены до более приемлемого уровня. Здесь были свежие овощи, бочонки ранних яблок, корзины с зерном и груды окороков, и весь город, казалось, был пропитан ароматом доходящего в печах хлеба.

Коммуна Джейн напоминала замок, с которого только что сняли осаду: входные двери распахнуты, внутрь и наружу текут нескончаемые потоки людей. Многие беженцы покидали дом в компании друзей и близких, и Винтер довелось увидеть пару весьма трогательных воссоединений семейств. У входа по–прежнему торчали несколько дюжих Кожанов и кое–кто из подопечных девушек Джейн, но теперь они не были вооружены до зубов.

Винтер прямиком направилась в огромную трапезную, безошибочно следуя за взрывами смеха и аппетитными запахами еды. Пиршество было в разгаре, и, войдя, она обнаружила, что там царит сущий хаос. Девчонок сюда набилось вдвое больше, чем мест за столами, а потому все стулья бесцеремонно оттащили подальше, чтобы не мешались. Пирующие хватали руками обильное угощение: громадные караваи хлеба, жареных цыплят, ветчину, жаркое, яблоки и ягоды в вазах. Никаких сложных рецептов, с легкой усмешкой отметила про себя Винтер. «Нелли старается вовсю».

Джейн восседала за главным столом, точь–в–точь король при средневековом дворе, окруженная своими верными помощницами. Она громко перешучивалась с девушками с соседних столов и шумно хохотала. Предпочтя не пробиваться через всю залу, Винтер проскользнула вдоль стены и отыскала стол в углу, еще не набитом до отказа веселящимися девчонками. Здесь обнаружился даже свободный стул. Она тут же уселась и откинулась на спинку, пожирая глазами Джейн, упиваясь буйной жизненной силой, которая звенела в безудержном хохоте подруги. Мимолетно Винтер отметила,