– Конечно, не всех, но многих…

– Вы оставите виновных на своих постах? – вырвалось у князя.

– Не знаю… Посмотрим… – после длительного молчания тихо произнес Александр, который постоянно задавал себе этот же вопрос. В смерти отца и он виноват, но он никогда не думал, что офицеры и генералы, цвет высшего, аристократического общества, поднимут руку на своего императора. Скарятин снял с себя шарф, а благородный князь Яшвиль и Татаринов задушили императора. И получается – никто конкретно не виноват…

Сразу, чуть ли не в первые часы после убийства императора Александр почувствовал руководящую руку графа Палена, ему показалось, что власти генерал-губернатора Петербурга тому недостаточно; за последущие несколько дней граф Пален успел вторгнуться и в дела внешней политики.

Князь Чарторижский почувствовал, что император Александр не будет так откровенен, как в прежние времена, когда он был великим князем. Но было ясно, что Александр тяжело пережил ночь убийства отца, горе его чрезмерно.

Лицо императора помрачнело.

– Вспоминаю ту ночь ужасного беспорядка и смятения. Только моя жена, Елизавета Алексеевна, проявила такт и мужество, понимая мое состояние, оказалась на высоте своего положения. Из всех членов императорской фамилии только одна молодая императрица сохранила присутствие духа. Она старалась утешить меня, вернуть мне мужество и уверенность в себе. Она не оставляла меня всю ночь и отходила от меня лишь на минуту, чтобы успокоить свекровь, удержать ее в ее комнатах, уговорить ее не говорить лишнего и бесполезного…

– А что произошло, ваше величество, с вашей мамой, с императрицей Марией Федоровной?

– Как только по Михайловскому замку разнеслась эта трагическая весть, Марию Федоровну разбудили. Весть была сокрушительная, невозможно передать словами состояние матери; она бросилась к покоям императора, но там стояли гренадеры, труп отца был обезображен ударами по лицу, и она ничего не могла придумать лучше, как заявить о том, что она будет управлять империей. Так и говорила: «Нет больше императора, он пал жертвой изменников. Теперь я – ваша императрица, я одна – ваша законная государыня, защищайте меня, идите за мной!» Но тут подошли к месту событий генерал Беннигсен и граф Пален с отрядом солдат и увели маму в ее комнаты. В эту минуту уходила, оставляя меня одного, и Елизавета Алексеевна, чтобы успокоить свекровь… Оставшись в одиночестве, я острее чувствовал неловкость создавшегося положения. Никому не пожелаю такого восхождения на императорский престол… Нет, это невозможно… Против этого нет лекарств… Я должен страдать… Вы хотите, чтобы я перестал страдать? Уже ничего изменить нельзя. Случилось то, что случилось…

В голосе императора было столько скорби, что князь Чарторижский почувствовал, что сейчас император снова погрузится в пучину недавних трагических событий, он действительно ощущал безысходную печаль своего положения, стал грустным и замолчал, затем тихо мотнул головой в знак прощания.

Князь Чарторижский понял намек; у него было что сказать молодому императору, но он встал, откланялся, однако всю дорогу домой думал об этой встрече: «Какой тяжелый крест лег на его душу… Даже мать его решилась воспользоваться случаем, чтобы отомстить злоумышленникам за гибель императора, мужа и отца большого семейства. Конечно, она была в гневе и отчаянии, ведь никто не поднял руку на убийц… Даже великий князь Константин Павлович, знавший или, скорее, догадывавшийся о злодейском убийстве императора-отца, ничего не сделал – не вызвал на дуэль, никого не пригвоздил словом… Императрица решилась взять власть в свои руки, чтобы наказать виновных, ведь орава пьяных офицеров, выходивших из палаты императора, – преступники, и тот же граф Пален, и те же генералы Зубовы, и тот же генерал Беннигсен. Она не знала о том, что совершили убийство императора Павла три офицера, Скарятин, князь Яшвиль и Татаринов, для нее виновны были все участники заговора, она хотела отомстить, но она не была популярной, как Екатерина в 1762 году, да еще иностранный акцент, сохранившийся в ее русской речи, отпугивал слушавших ее гневную речь. Вот почему графу Палену и генералу Беннигсену удалось уговорить ее уйти в свои комнаты. Еще и потому Мария Федоровна ничего не добилась, что в ее призывах прозвучали честолюбивые мотивы. А ведь заговорщики были в это время хозяевами в Михайловском замке. И только Елизавета Алексеевна сохранила самообладание и моральную силу, примирила и мужа, и свекровь, и заговорщиков».

Адам Чарторижский взял перо и склонился над листом бумаги. Его рука выводила слова:

«Ваше величество! Государь! Позволю себе, как в прежние годы, дать Вам совет… В Зимнем дворце я познакомился с Александром Андреевичем Беклешовым, которого прежний император вызвал в Петербург, чтобы назначить его генерал-прокурором, что Вы уже сделали в начале своего царствования. Надеюсь, Вы уже поняли, что это был русский человек старого закала, с резким, грубым обращением, он слабо понимает французский язык, но под грубой оболочкой бьется правдивое и смелое сердце, сочувствующее страданию ближнего. Его репутация благородного, порядочного человека была общепризнана. Он сумел сохранить ее, даже будучи генерал-губернатором южных польских провинций, проявив справедливость к тем, кем управлял, и строгость к своим подчиненным. Насколько было возможно, он препятствовал кражам, злоупотреблениям и нарушениям служащими своих обязанностей. Он не выносил, когда люди, облеченные его доверием, продавали справедливость за деньги. Иэ этого испытания он вышел чистым и незапятнанным, осыпаемый благодарностями местного населения. Это самое трудное испытание, какое только может выпасть на долю важному русскому чиновнику, и нелегко привести много примеров подобного рода. Генерал Беклешов не знал абсолютно ничего, что делалось за пределами русской границы, но он был прекрасно осведомлен в законах и обычном ходе местной администрации. Он умел нести служебные обязанности со строгой точностью и всей доступной ему справедливостью.

Перед Вами, Государь, стоит важная задача, граф Пален мечтает стать полновластным властителем русской империи, мечтает стать министром Двора…

Преданный Вам князь Чарторижский».

Письмо было тут же доставлено императору. Прочитав письмо, Александр задумался. Князь Адам намекает, что ему пора решить главный вопрос. Никому не доверяя, он взял бумагу, перо и написал рескрипт, адресованный лично графу Палену. Вызвал генерал-прокурора Беклешова, а когда тот явился, сказал:

– Вы, конечно, знаете, что произошло в Михайловском дворце 11 марта сего года?

Генерал молча кивнул.

– Главой этого трагического события был граф Пален, ему содействовали братья Зубовы, которые при Екатерине II были на первых ролях в свете, а при моем отце оказались отстранены от власти и денежного довольствия. Граф Пален способствовал убийству моего любимого отца, он злоупотребил нашей договоренностью, превысил свои полномочия, а сейчас всем своим видом требует от меня благодарности за содеянное. Я взошел на престол, омытый кровью своего отца. Вам,