Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не могу идти за ней до самого дома.
Поправка: я предпочел бы этого не делать.
Казалось, именно это я и делаю.
– Отлично, – сказал я, когда она пронеслась через турникет.
Я перепрыгнул через соседний турникет, совершив второй проступок за последние десять минут. Первым был переход дороги в неположенном месте. Черт возьми, да я совсем свихнулся. Мне уже стоило бы повесить на ближайшие деревья фотографию своего мозга с объявлением «Помогите найти».
И все же я продолжил:
– Мое вчерашнее поведение, возможно, было неуместным.
– Неуместно твое существование.
Она запрыгнула на эскалатор. Я встал рядом. Она покачала головой, уткнувшись в телефон. Люди за нами заворчали.
Я понизил голос:
– Слушай, у меня есть вопросы.
– Ответ на все из них: нет.
– Тогда один из них звучит так: ты не будешь возражать, если мы несколько минут поговорим о Келлане?
– Ха. Ха, – невозмутимо произнесла она, но мне было не до смеха. – Иди. Прочь.
Сзади стали ворчать еще громче. Я никогда не ездил на метро и теперь вспомнил причину. Помимо запахов общественного туалета, вони тел и клинической депрессии в список входила еще и враждебная среда.
– Не уйду, пока не дашь мне несколько ответов после новости, которой огорошила меня вчера в клинике.
Парень в толстовке похлопал меня по плечу.
– Эй, может, подвинешься? Стоишь с правой стороны эскалатора, как чертов житель Нью-Йорка! Тут люди пройти пытаются.
Я переместился вправо, на две ступеньки ниже мисс Ричардс. Что напомнило мне…
– Кстати, как тебя зовут?
Мой нос был на одном уровне с ее головой. От мисс Ричардс пахло сахарным печеньем и кипарисом. Возможно, даже кокосовым орехом. Что еще важнее – ничем похожим на несвежую мочу.
– Не твое дело.
– Милое имя. Родители-фантазеры?
– Родители-мертвецы, – процедила она. – Ты меня достал.
Я сказал себе, что ее родители на самом деле не умерли, поэтому я с чистой совестью могу продолжать приставать.
– Дай мне то, что я хочу, и оставлю тебя в покое.
Она резко повернула ко мне голову, в гневе нахмурив выразительные брови.
– Келлан был прав.
Ее слова пробили живот как пуля, но я улыбнулся сквозь боль. Я был известен своей дерзостью и хладнокровностью. Отчужденный, очаровательный акушер-гинеколог с бронзовым сердцем.
Она ворвалась на платформу.
Я шел за ней хвостом.
Мое и без того редкое терпение испарилось окончательно. Подошел поезд, и мисс Ричардс вошла в него. Я сделал то же самое. Понятия не имею, куда мы направляемся. Надеюсь, в ад, черт возьми, – все-таки на своем поле я мог бы рассчитывать на преимущество.
В поезде меня осенило, что, помимо месяца после смерти Келлана, я десять лет не делал ничего необычного или выбивающегося из моего графика. И все же сел рядом с ней.
Она вытащила стопку бумаг из кожаного портфеля. Рукопись. Мисс Ричардс сняла зубами колпачок с желтого маркера и провела линию на странице, лежащей у нее на коленях.
– На твоем месте я бы оказал мне содействие, – сказал я с натянутой улыбкой, осознавая, что люди наблюдают за нами. Обвинение в домогательстве стало бы фатальным ударом по моей карьере. Однако жизнь без ответов казалась еще большим наказанием.
Она перевернула страницу, заставив меня переключиться на не очень приятный метод. Очевидно, мне стоило пойти на это сразу же, как я ее нашел. Вряд ли можно было спасти отношения, которые начались с того, что ты смотрел в глаза женщине, имея притом другую.
– Похоже, ты не оставила другого выбора, кроме как сказать твоей начальнице, что вчера ты без спроса вошла в мой кабинет, где я занимался сексом, и решила устроиться в первом ряду, – я достал свой телефон и начал писать Рейган Ротшильд.
Мисс Ричардс в ужасе вскинула голову.
– Постой.
Бинго.
Мои большие пальцы продолжали летать по айфону. Она должна была постучать в мою дверь, как только я потерял Келлана. Никто не пришел поговорить со мной и Терри, кроме директора Брукс и пары учителей, которых мучило чувство вины, но которые вряд ли даже помнили что-то существенное о жизни моего брата.
Келлан умер, и никто из его сверстников не пришел выразить соболезнования.
Она хлопнула ладонью по моему телефону. Я оторвался от него и встретился с ней взглядом. Она отвела взор.
Виноватый.
– Где мы можем поговорить? – требовательно спросил я.
Она вздрогнула. Я хотел вытрясти из нее ответы. Я даже не знал, почему меня это так волнует. Даже выяснив, что заставило его на это пойти, я не верну брата. Отчасти мне просто хотелось наказать ее за то, что она не выразила соболезнований.
Она наморщила лоб.
– О Келлане?
– Нет, о твоем сказочном берете. Твой выбор одежды очаровывает меня, – я оскалил зубы, как зверь. – Конечно, о Келлане, – ее взгляд, исполненный ледяной ненависти, которая могла заморозить солнце, вызывал у меня желание рассмеяться ей в лицо.
Она полагает, что мне небезразлично ее мнение обо мне. Она думает, что мне не все равно, и точка. Я перестал беспокоиться в тот день, когда он умер. С головой ушел в работу, не утруждая себя построением жизни вне ее.
– Ну? – я приподнял бровь.
– Ладно. Но не сегодня.
– Почему?
– У меня планы.
Что может быть важнее Келлана?
– А поподробнее?
Она вздернула подбородок.
– Не хочу.
Я выудил телефон и вернулся к сообщению Рейган. Мисс Ричардс отбросила его в сторону. Он упал мне на колени, и на экране блокировки вспыхнуло изображение Келлана, ухмыляющегося поверх книги.
Я разблокировал экран.
Она втянула воздух.
Она заметила.
– Я веду свою сестру к дерматологу, – ответила она более мягко.
Что не имело смысла.
Большинство дерматологов в моем здании заканчивают рабочий день к пяти. Самое позднее – шесть. Но я не настаивал, потому что не хотел давать ей повода передумать.
– Тогда когда?
– Завтра. Напротив моего офиса есть кафешка…
– Я знаю это место, – выпалил я. – Время?
Я заметил, что ее правая нога дергалась, раскачиваясь вверх-вниз. Нервный тик.
– Шесть.
– Теперь давайте начнем сначала. У вас есть имя, мисс Ричардс?
– Шарлотта. Меня зовут Шарлотта, – она облизнула губы. – Сказала бы, что приятно с тобой познакомиться, но мы оба знаем, что это не так.
Я встал и сошел с поезда, не оглядываясь на Шарлотту.
– Подожди, – позвала она. – Разве мы не должны обменяться номерами или что-то в этом роде?
Я почти чувствовал, как она покраснела.
Не поворачиваясь, я вышел, ответив:
– Нет. После завтрашней встречи не хочу иметь с тобой ничего общего.
Глава девятнадцатая
= Шарлотта =
– Эй, Шар, чего хорошего? – Джона, мой сосед, протянул мне кулак, когда я добралась до нашей общей лестничной клетки. Я входила, он как раз выходил.
Я жила в Моррис-Хайтс. Далеко от хитроумной Вестчестер-сквер, откуда мы с Лией переехали после смерти родителей. Наше новое жилище было больше. У нас было достаточно денег на жизнь, чтобы не оказаться на дне. Мы не купались в роскоши, но и не прикидывали, откуда взять денег на оплату счетов или покупку продуктов на неделю.
Все остальное было роскошью, но большую часть времени – между моей зарплатой и работой Лии мастером-эстетистом в салоне по наращиванию ресниц на Таймс-сквер – мы справлялись.
Я стукнула Джону по кулаку, не в силах унять дрожь после стычки с Тейтом Маркетти.
– Бывало и получше. Ты как?
– Не могу жаловаться, – он нахмурился, сдернул с меня берет и взъерошил волосы, как будто я была малявкой. – Все в порядке?
На нем была потрепанная кожаная куртка, рваные джинсы и байкерские ботинки. Светлая бородка, работа механиком и мускулы, угрожающие порвать футболку, придавали ему привлекательность Чарли Ханнэма,[15] о чем с болью вспоминали все девушки по соседству. Он разделил совместную опеку над своей дочерью Роулинг – да, в честь автора – с бывшей женой.
– Не о чем беспокоиться, – просто меня преследует великолепный, разъяренный доктор. – А как насчет тебя? Как там Роулинг? За ней нужно присмотреть?
Иногда по выходным Джону вызывали на работу. В таких случаях он оставлял Роулинг у нас. Мы пекли сахарное печенье, читали книги и вместе ходили в библиотеку, когда Лии хотелось накраситься. Потом Джона возвращался с едой на вынос, газировкой для Роулинг и пивом для нас. Неприятно признавать, но в последнее время выходные с Джоной и Роу были пиком моей социальной активности.
– Нет. Это выходные Луанны. Она со своим новым парнем