Келлана, и я бы солгал, если бы сказал, что нахожу ее утешающей. Это была скорее проверка, что мы оба все еще живы. Страдание, как и саморазрушение, заложено в наших генах.

– Он рассказывал тебе, что у него была девушка? – спросил я Терри, разрезая бифштекс из индейки. Я пользовался услугами компании, которая заранее готовила для меня блюда, оставалось их только разогреть.

Мне нужно было что-то питательное, овощное и белковое, а еще свежее. Стоила услуга триста баксов в неделю, но для меня это не проблема, учитывая, что больше не нужно отправлять Келлана в колледж. Вот уж свезло.

Келлан так и не узнал, насколько разорился наш отец. Еще один позор, который он унесет с собой в могилу.

Терри тоже не отрывал взгляда от тарелки.

– Нет, – он прочистил горло. – Хотя это маловероятно. Мы бы знали.

– Неужели? – я нарезал мясо на более мелкие кусочки, расчленяя его до тех пор, пока оно не станет несъедобным. – Из нас вышла отличная команда по воспитанию аутсайдера. Сегодня я столкнулся с этой девушкой. Думаю, она его знала. Во всяком случае, он вроде бы доверился ей.

Терри заинтересованно вскинул голову.

– Что она сказала?

Чувство вины одолело?

– Пока ничего. Я с этим разберусь.

– Да, следовало бы, – он впился зубами в… то, что, черт возьми, я подал нам обоим. Эта трапеза была похожа на секс. Чтобы сохранить лицо, я сделал вид, что интересуюсь едой.

Я пристально посмотрел на своего донора спермы. Он изменился. Особенно после смерти Келлана. Он выглядел старше. Крупный и одутловатый, с розовым носом и румяными из-за многолетнего злоупотребления алкоголем щеками. Белые волосы безумными вихрами торчали во все стороны, как змеи. Его запястья закрывали черные защитные фиксаторы для суставов, к чему привели попытки написать миллионы слов и их удаление на протяжении нескольких десятков лет. Ему нужны были щетка, душ, три года реабилитации и совет. Если уж он был бесполезен, когда я забрал у него Келлана, то теперь был и вовсе конченым человеком.

– Всего этого не случилось бы, если бы… – начал он, как я и предполагал.

Я перебил его, бросив на тарелку нож и вилку.

– Даже не начинай. Ты бросил его у моего порога и сбежал в Майами с одной из своих шлюх.

– Ее звали Надя.

– Да хоть герцогиня Сассекская, это все равно не изменило бы того факта, что ты повесил на шею своему сраному ребенку другого ребенка, – я хлопнул ладонью по столу. Загремела посуда. Бокалы с вином заплясали по скатерти.

Он перестал есть и посмотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я видел в них свое отражение.

Меня понесло:

– Ты взвалил на меня свои обязанности, когда я только что закончил медицинскую школу и проходил ординатуру. Ты позволил мне делать твою работу, в то время как сам гонялся за юбками и напивался в стельку, как студент. Я и сам не идеал, но уж не тебе указывать на мои ошибки.

Мы оба знали, что на самом деле это не имело значения. Я носил вину с собой, как почетный знак. Вот почему слова той девушки так сильно ранили.

Я не принимал никаких звонков и не назначал встреч в День святого Валентина, потому что в этот день мне предстоял долгий, мучительный отпуск в Град Вины. Сегодня я планировал напиться и трахнуть лучшую подругу моей бывшей невесты Эллисон, после чего выставил себя придурком мирового класса в глазах мисс Ричардс (кстати, как ее зовут?), выяснив, что она была знакома с Келом. Вечер в компании отца-паразита был непереваренным зернышком кукурузы в этом пироге с дерьмом.

Терри отодвинул тарелку.

– У тебя есть выпивка покрепче? – он засопел, почесав за ухом. – Вино не помогает.

Лучше бы он вернулся к таблеткам. С ним Терри всегда пребывал в веселом, хорошем расположении духа. Он бы так и поступил, если бы мог его себе позволить. Но, увы, на его банковском счете образовалась дыра в форме среднего пальца из-за отказа от контракта на три книги. Так бывает, когда тратишь все гонорары на проституток и безумные выходные с актрисами, которым за рекламу кофемашины платили втрое больше, чем он зарабатывал вообще.

– Надерись уже, – я указал на бар в углу. Если он хотел окончательно убить себе печень, то препятствовать не стану.

Встав, я удалился наверх. Прошел мимо комнаты Келлана. За эти четыре года там все так и осталось нетронутым. Я остановился, положив руку на дверь, но не открывая ее. Интересно, кто первым нарушит это пространство? Риэлтор, когда я наконец продам этот кошмарный дом? Новая домработница, которая забудет о моем правиле не прикасаться ни к чему, связанному с Келланом, и пропылесосит квартиру? Чертово землетрясение? Не имеет значения. Пусть даже крысы, все равно это будет чертовски больно.

Келлан был хорошим и умер слишком молодым. Я был плохим и каждый день проживал в аду. Я отвернулся от двери, проскользнув в свою спальню, и упал головой на подушку. Я уставился в потолок, как будто принимая участие в конкурсе гляделок, заведомо зная о проигрыше. Сон не приходил.

Говорят, время притупляет боль.

Ложь.

Вина – это топливо для боли, и она разжигает ее каждый раз, когда пламя угасает.

Глава восемнадцатая

= Тейт =

Она вышла из своего офиса в шесть тридцать пять, с улыбкой помахав швейцару на прощание.

Я сидел в кафе через дорогу, наблюдая за зданием, как будто мне не нужно было управлять клиникой, приносящей доход в двенадцать миллионов долларов в год. Я находился здесь с пяти часов, просто на всякий случай.

Ради удовольствия понаблюдать за юной мисс Ричардс я отложил один ежегодный осмотр и две процедуры ЭКО, а одна очень расстроенная роженица с расширением на три сантиметра гадала, где, черт возьми, ее врач. Вряд ли бы ее удовлетворил ответ, что ее доктор следит за тем, как покидает рабочее место помощник литературного агента.

Я бросил несколько монет в кружку для сбора чаевых на туристическую поездку и перешел улицу, чтобы перехватить маленькую занозу до того, как она влетит в метро. Я не отрывал взгляда от ее фигуры, и мне представилась возможность ее оценить.

Каштановые волосы мисс Ричардс были острижены в нарочито неряшливом, модном стиле «пошел ты, я из Нью-Йорка», с зачесанной набок челкой. Густые, выразительные брови подчеркивали зелень ее глаз. Черный берет на голове был слегка сдвинут набок, как у художницы. Мне хотелось сказать ей, что на самом деле она не художница. Хотя и не знал. Может быть, и художница.

Хотел ли я затевать ссору с этой женщиной?

Да, да, определенно хотел.

Она была соблазнительной и миниатюрной и обладала очарованием юности: гладкая кожа, нежная шея и изящные лодыжки. Ультрамодные очки для чтения в форме «кошачьи глазки», черное платье и красные клетчатые леггинсы делали ее похожей на героиню музыкального клипа No Doubt. Она из тех девушек, что понравились бы Келлану.

Чертовски сильно.

Я перешел улицу на красный свет, пока она не исчезла в метро. В меня чуть не влетела машина, остановившись в последнюю минуту. Я хлопнул по капоту, а водитель засигналил десять секунд подряд.

– Научись переходить дорогу, придурок! – прорычал он.

– Научись водить, ушлепок, – поделился я непрошеным советом, отсалютовав ему средним пальцем.

У него отвисла челюсть, но я уже был таков и побежал к мисс Ричардс. Сегодня утром я принял ее начальницу, хотя Рейган пришлось прождать полтора часа, пока я делал кесарево сечение, и, надеюсь, мисс Ричардс об этом известно.

Моя маленькая разборка с водителем привлекла ее внимание, как и внимание половины улицы. Мисс Ричардс стояла у входа в метро, уставившись на меня со смесью шока и отвращения.

Добро пожаловать в клуб, малыш. Я тоже от себя не фанатею.

– Что ты тут забыл? – она нахмурилась. Между носом и губой у нее была небольшая родинка, как в фильме жанра нуар. У артистичного Келлана, наверное, был стояк от этой девушки.

– Не знал, что тебе принадлежит Манхэттен. Поделишься картой улиц, по которым мне можно ходить?

Мой ответ противоречил всякой логике. Мне нужно, чтобы она потеплела ко мне, а не воспылала возмущением. Трудно быть милым, когда вошло в привычку быть придурком.

Она сощурила глаза, а ненависть, похоже, вышла на новые рекорды. Мисс Ричардс развернулась и продолжила путь к метро. Когда она спустилась по лестнице, я последовал за ней. Появившись у ее работы и бросив вызов своему внутреннему Джо