– Вчера вы говорили об этом за ужином, – вспомнил я.

– Это очень интересный объект в России, – тихо поведал мнеотец. – Если мои сведения верны, то скоро его акции будут стоить миллионыдолларов. Они собираются заявить о себе на нью-йоркской товарной бирже.

– Возможно, – согласился я, не понимая, почему его и меняэто должно интересовать.

– Мы участвовали в первом аукционе, состоявшемся два годаназад, – вдруг сказал отец, – и получили тогда около пяти процентов акций. Еслисумеем взять еще столько же, то, возможно, я войду в совет директоров компании.И тогда оставлю мою работу в Лондоне.

– Ты хочешь оставить дипломатическую службу? – Я не могскрыть своего изумления.

– Конечно, – кивнул он. – Вчера я не стал тебе говорить, носреди моих знакомых и друзей не иметь миллиона долларов считается уженеприличным. Это как необходимый уровень для выживания. Но должен тебепризнаться, что у меня пока нет свободного миллиона, и меня это оченьбеспокоит. В моем возрасте пора подумать об обеспеченной старости.

– Пять процентов акций, – повторил я. – Если они выйдут нанью-йоркский рынок, то акции будут стоить…

– Пять миллионов долларов, – закончил за меня отец. – Но иху меня пока нет. И акций тоже нет.

– Как это нет? Ты же сказал, что они у тебя есть?

– Они есть у нашей компании, которую мы основали примернодва года назад, – пояснил отец. – Но деньги тогда дал Салим Мухтаров. Формальноакции принадлежат моей компании. Они не именные акции, а на предъявителя. Ихотя компания моя, он всегда может забрать эти акции в залог долга. Если я несмогу внести пятьсот тысяч евро за эти акции, они вообще могут остаться уМухтарова. А он знает их реальную цену. И знает, что у меня нет свободныхпятисот тысяч евро. Или шестисот пятидесяти тысяч долларов по нынешнему курсу. Мытогда глупо считали доллар более стабильной валютой, а оказалось, что запоследние несколько лет евро вырос почти на пятьдесят процентов.

– Ты можешь попросить отсрочки.

– Он не дурак. Понимает, что и сколько стоит.

– Может, предложить Тудору?

– Нет. Я не хочу вмешивать его в это дело. Кроме того, я емупредлагал, но он отказался. Сказал, что у него нет таких денег.

Я попытался догадаться, к чему он клонит. Если отец думает,что я могу попросить такую сумму у моего тестя, то он ошибается. Мой тесть тожене дурак. И тоже умеет считать. Заплатив такие деньги, он переведет акции насебя, чтобы потом получить в десять раз больше. И этим самым навечно свяжетменя с моей женой. Всю оставшуюся жизнь я буду у нее на содержании. И моиродители тоже будут от нее зависеть. Так что все, что угодно, но только не это.

– Я не смогу взять такую сумму у Саитджана, – твердо заявиля.

– Никто этого не предлагает, – мрачно отозвался отец. – Нехватает нам вмешивать еще и его. Представляю, как он обрадуется. У него-тонаверняка есть пара-тройка миллионов, которые он не знает куда деть. Как и увсех наших чиновников. Они ведут себя так глупо, что уже давно стали посмешищему всей Европы. Прячут деньги в швейцарских банках, даже не решаясь их никудаинвестировать, открывают подставные счета, держат деньги у родственников.Некоторые до сих пор закапывают их в землю или прячут в тайники. В общем, ведутсебя так, словно сейчас шестидесятые годы двадцатого века. Не могут даженормально распорядиться своими средствами. Нам такой инвестор не нужен. И судяпо поведению Рахимы, ты недолго будешь терпеть ее хамское поведение. Или я неправ?

– Не знаю, – честно признался я.

– Так что этот вопрос нужно решать совсем с другими людьми.Я думаю, что сумею найти инвесторов и выкупить акции. А потом нужно будет взятьеще пять процентов и попасть в совет директоров.

– Но откуда такие деньги? – Все-таки я абсолютный профан вподобных вопросах. Отец прав – бизнесмен из меня никудышный.

– Очень просто, – снисходительно улыбнулся он. – Если ясмогу выкупить первые пять процентов наших акций, то под их реальную стоимостьсмогу получить кредит в любом банке. А это как минимум два миллиона долларов. Итогда смогу предложить неплохие деньги за оставшиеся пять процентов, пока акциине будут размещены на нью-йоркской бирже. А тогда общая цена всех акций можетсоставить около десяти миллионов долларов и плюс место в совете директоров.

– Здорово, – не удержался я, – похоже, ты все продумал.

– Почти все, – подтвердил отец, – но в любом случае нужноподождать аукциона и дождаться, когда акции Северогорского комбината появятсяна реальном рынке. Поэтому мне не нужны никакие скандалы и никакие слухи отвоем возможном разводе с Рахимой. Даже если кто-нибудь узнает о том, как онаглупо себя ведет. Ни одного слова. Под должность ее отца я смогу получитькредит в любом банке нашей страны. Или в хорошем европейском банке, у которогоесть филиалы в Средней Азии. Они тоже умеют считать, уверяю тебя. Ты все понял?

– Все.

– Подожди два-три месяца. Потерпи и не устраивай никакихпубличных скандалов. Как только десять процентов акций будет у нас, ты сможешьспокойно развестись, если захочешь. Или приструнить ее так, чтобы она зналасвое место. Даже если после этого Рахима побежит жаловаться отцу, то тогда онне сможет ничего сделать. Мы будем ему не по зубам. Ты меня понял?

Я кивнул и в этот момент услышал за спиной голос Рахимы. Мы обаневольно обернулись. Она спустилась в сад и шла к нам. Неужели слышалапоследние слова моего отца?

– Куда вы пропали? – голосом обиженного ребенка спросилаРахима. – Мне здесь очень нравится. Прекрасный дом и хороший сад. Нужноостаться здесь на несколько дней. Только в комнатах очень холодно. Вы незнаете, как включить отопление?

– Нужно позвать нашу кухарку, – улыбнулся отец. – Тут вкаждой комнате свое индивидуальное отопление. Я думаю, что можно включитькондиционеры, переставив их на тепло. Они тут мощные, запросто обогреют вашукомнату. Но все-таки лучше позвать кухарку, она знает, как включать отопление.

– Я так и сделаю. – Рахима успела переодеться. На ней былитемные брюки и шерстяной джемпер. Она улыбнулась отцу и, повернувшись, пошла кдому.

– Красивая женщина, – с некоторым сожалением проговорилотец, глядя ей вслед. – Не понимаю, почему у вас ничего не получилось?

– Я сам ничего не понимаю. Должно быть, мы слишком разныелюди.

– В любом случае виноват только ты. Она была совсемдевочкой, когда вы поженились. И кроме того, ты обязан всегда помнить, что она– мать твоего сына. И моего внука, между прочим.

– Только поэтому мы все еще женаты. – У меня испортилосьнастроение. Рахима могла услышать последние слова моего отца. У нее оченьхороший слух, в этом я много раз убеждался.