— Что-нибудь в твоей жизни требует подобной компенсации? —спросила я, когда инкуб открыл дверь.

Митч Хантер сверкнул улыбкой на миллион долларов:

— Моя дорогая сестренка, мы оба знаем, что все этоненастоящее. Мне нравится твоя прическа.

Я появилась у него как Табита Хантер, худенькая блондинка,хотя и уступила его протестам и оставила волосы до плеч. Он поцеловал меня вщеку и повел показывать дом.

После нескольких комнат все слилось воедино. Темно-красныеполы из твердой древесины. Превосходно расписанные стены. Глянцево-чернаяаппаратура. Японская баня на задах. Спален хватило бы разместить отряддевочек-скаутов. И повсюду ловко расставлены очаровательные безделушки.

— Это не слишком? — показала я на висящий в рамкетекст «Отче наш» в холле.

— Табита, любовь моя, не хлебом единым жив человек.Однако мы попробуем обойтись изысканными закусками и гамбургерами, так чтопойдем.

Поскольку я задержалась на работе, мы явились значительнопозже назначенного времени, так что вечеринка была в полном разгаре. Может,стоило подождать, пока эти жители предместий и вовсе разойдутся.

— Митч! — раздался громкий голос, как только мыпротиснулись сквозь толпу.

Почти все оделись на тему барбекю: шорты, футболки,гавайские рубахи.

— Привет, Билл, — ответил Бастьен, протягивая рукуневзрачному, но ухоженному черноволосому с проседью мужчине.

Я узнала его по фотографиям. Муж Дейны.

— Это моя сестра Табита. Надеюсь, ты не возражаешь, чтоя привел ее.

— Нет-нет! Чем больше, тем лучше, я так говорю. —Он издал фальшивый смешок и, прищурившись, улыбнулся мне. — Особенно такихпрелестниц. Эх, будь я помоложе…

Он игриво подмигнул.

Не в состоянии противиться, я взглянула на него сквозьресницы и застенчиво произнесла:

— Возраст значения не имеет, Билл.

И, пожимая протянутую руку, добавила:

— Я всегда счастлива поучиться у тех, кто более…опытен.

Глаза его сверкнули одновременно заинтригованно инастороженно.

— Что ж, — заговорил он после неловкойпаузы, — я мог бы поделиться.

Тут он вспомнил, что надо бы отпустить мою руку.

— Не стесняйтесь, ешьте все, что отыщете, и не забудьтеиспробовать бассейн.

Он со значением взглянул на меня, отметив моюсоблазнительную улыбку, и, поколебавшись, неохотно удалился.

— Больше никогда этого не делай, — прошипелБастьен, таща меня за руку в сторону кухни.

— Чего?

— Не флиртуй с этими людьми! Ты должна поддерживать мойвысоконравственный образ, а не строить глазки мужу моего объекта.

— Я и не строила. Кроме того, какая разница? Опозоримобоих.

— Нет. Только Дейну. Это мой выход.

Я искоса взглянула на него, но ничего не сказала. Я нужнаему в качестве наблюдателя, а не участника. Логично. Всю славу себе, всепохвалы от вышестоящих. Ему всегда хотелось воссиять на фоне соперников. И этомне в нем нравилось — страстное желание доказать, что он лучший. Наверное,когда-то я тоже была такой, но больше нет. Что до меня, так пусть получает всепочести и славу от этого дельца.

— Просто играй мою дорогую, кроткую и фригидную сестру.

Следуя за Бастьеном по дому, я смогла получше разобраться втеме вечеринки. Искусственные пальмы. Повсюду сверкающие декоративные солнышки.Тут и там закусочные столики, гнущиеся под тяжестью фаршированных яиц,сосисочек и кубиков сыра. В некотором смысле довольно глупо, но кто-топостарался и уделил внимание деталям. Я оценила это по достоинству. Все гостивыглядели подобно Биллу — и мне с Бастьеном, что греха таить. Ладно скроенные,каждый волосок на своем месте. Высококачественная консервативная одежда — в тропическомварианте. Высший класс. Белые.

Как они меня бесили!

Кухня оказалась истинным средоточием пищи, и я решила простопожрать, не отваживаясь на новые разговоры, способные расстроить Бастьена. Набумажную тарелку я положила гамбургер, картофельный салат и какой-топричудливый десерт из желе, фруктов и взбитых сливок. Попытка просто тихонечкопоесть оказалась тщетной — вскоре меня окружили женщины. Не знаю, откуда онивзялись. Вот я спокойно ем, а в следующую минуту мне уже улыбаются шестьбезупречных физиономий. Они были как свора диких собак, безостановочно скулящихи скалящих зубы на одинокую жертву. Они стремились изолировать меня отБастьена, чтобы сподручней было разорвать на части. Инкуб стоял на другом концекомнаты, в окружении столь же алчной стаи мужчин, без сомнения обсуждавшихдостоинства сигар и газонокосилок. Я обратила к нему панический взгляд, но онпросто пожал плечами.

— Сестра Митча, — сочилась одна дама. — Ясразу поняла! Вы, ребята, точь-в-точь одно лицо.

— Ну-у, не точь-в-точь, — хихикала другая.

На ней была вязаная жилетка с аппликацией. Ужас.

— Мы как раз говорили о штемпинге. Вы штампуете,Табита?

— В смысле, марки? — сморщила я лоб. — Тоесть я, конечно, посылаю по почте…

На это степфордские жены вновь захихикали:

— Ой-ой! Как это потешно.

— Мы имели в виду резиновые штампы.Декоративно-художественные штампы, — объяснила одна из них.

Она назвалась Джоди — единственное имя, которое я умудриласьзапомнить. Возможно, потому, что ее коэффициент умственного развития показалсямне чуточку выше, чем у прочих. А еще только она среди нас не была блондинкой.

— Их используют для украшения.

Покопавшись в сумочке, она извлекла оттуда маленькуюкрасивую пригласительную карточку цвета слоновой кости, украшенную вьющимисястеблями и цветами.

— Это приглашение Дейна сделала для нашей вечеринки.

— Серьезно?

Почему-то мне вспомнились печати вроде «Отличная работа!»,которыми учителя отмечают хорошие контрольные и диктанты. Эти были яркими,сочными, красочными. Они выглядели вполне профессионально, словно продукция«Холмарк карде».

— На следующей неделе Митци устраивают штемпельнуювечеринку, — воскликнула еще одна дама. — Мы можем показать вам, какэто делается.

— О-о-о… это просто восхитительно!

— Да! Давайте!

— Ох, это же требует кучу времени, — сказала я,страстно желая оказаться где-нибудь подальше отсюда.

Я не сомневалась, что свои позиции мне проще будет удержатьза разговорами о сигарах и газонокосилках, нежели о штемпинге.

— Вряд ли у меня найдется минутка.

— Но дело этого стоит, — убеждала она.