— Перечислила кучу синонимов слову «огонь».

— М-м-м?

— Пообещала задать жару Времени. Сама — потрясающе зажечь в вечеринко-развлекательном смысле. Раздуть искру внутри себя. И покраситься в пламенно-рыжий — хотя бы прядь, хотя бы на денек, — Берти заговорщицки улыбнулся. — В общем, принести в мир побольше огня. Чтоб сольвегге было повеселее: она не дурынд спасала, а миссионерствовала, так сказать.

Я удивленно засмеялась.

Интересная плата за спасение!

— Ну что, теперь всего-то двадцать километров пешком — и миссия закончена? — вздохнула я, глядя на махрово-снежные, пронзительно-белые полуденные снега впереди.

— Если постараемся, то к ночи дойдем до нашей призрачной деревни, — согласился сыщик.

Но он, конечно, ошибся: мы не дошли.

* * *

Не прошло и двух часов бодрого пешкодрала, как мой дружок снуи вдруг залез мне в самое ухо и начал пронзительно визжать.

— Хей, ты чего! — я чуть было инстинктивно его не прихлопнула, как комара.

Снуи, довольный произведенным эффектом, выскочил обратно и крохотным пальчиком указал мне за спину. Мы с Берти подозрительно оглянулись…

Словно волны, вдаль устремлялись гребни гор. Безгранично-тихие, шуршаще-пустынные: ни единой цепочки следов не разрывало их блестящее полотно. Но на горизонте картина внезапно мрачнела. Сизая мгла выползала из неразличимого далека и медленно взбиралась на оцепеневшие гребни. Солнце, сиявшее над долиной, там как-то неловко подтягивало лучи — будто мать-крольчиха собирает крольчат — и темнота разливалась беспрепятственно.

— О-оу, — сказала я. — Кажется, нас снова ждет метель. Акт второй.

Мы заозирались в поисках возможного укрытия. Как назло, плато было широким и пустынным. Только далеко впереди зубрилась каемка редкого леса.

— Можем построить иглу по примеру скальников: я был большим энтузиастом такой архитектуры в детстве. Строил из книг, правда, но вряд ли со снегом будет сложнее, — предложил Берти.

— Иглу из книг? — удивленно переспросила я.

— Ага. Неужели у маленькой тебя не было тайных убежищ?

— Были. Но я просто одеяло на стол вешала: так, чтоб оно со всех сторон спускалось до пола.

— Халявщица! — рассмеялся Берти. — Знай же: ничто не сравнится с хорошеньким книжным иглу. В нем и впрямь оживают миры. Главное: не поддаваться соблазну и не выдергивать книги из стен. Так миры рушатся, — доверительно поделился сыщик. — Эффектно, но больно.

И такое мечтательное восхищение было в его голосе, что я поняла, что я сделаю сразу же, как только вернусь в Шолох. Библиотека, готовься к разорению!

А пока…

— Давай лучше попробуем опередить буран? Мне кажется, он идет не так быстро.

И мы, подгоняемые встревоженным писком снуи, почти побежали. Но туча оказалась быстрее… Мы не успели достигнуть опушки, а сапфировая мгла уже заволокла долину. Ветер усилился, снег поднялся и закрутился спиралями, мешая идти. Острые снежинки чиркали по щекам, а снуи, которого я вновь спрятала за пазуху, попискивал от ужаса.

Странно, он ведь дух снега, чего ему-то бояться? Если только это не…

Ой-ой.

— Похоже, это Искристый перепляс! — крикнула я вслух.

Голден-Халла лишь кивнул, почти неразличимый в снегопаде.

«Искристым переплясом» называли колдовские метели, иногда проходящие по Лилаковой горной цепи. Их главное отличие от нормальных заключалось в том, что такую метель вела Ледяная Дама — мифическая королева Севера в короне из чистого хрусталя. Древний дух, позабытая хозяйка декабря, она веселилась, на снежных гончих разрывая горные хребты. Говорили, что Перепляс — это самое прекрасное, что может увидеть человек… И последнее.

Потому что встреча с Ледяной Леди никому не оставляет шанса. Ты так и застынешь — обалдевшим, обледеневшим, замершим от красоты — навеки.

— Так, нам все-таки надо спрятаться! — я с тревогой подергала попутчика за рукав. Хоть мы уже и шли между сосен, но их сахарные груды отнюдь не могли спасти нас Худшего Свидания на Свете. Ледяной Королеве лес нипочем: ходит где хочет, шальная!

Берти в ответ кивнул и молча указал пальцем на избушку, проглянувшую среди белой хмари. В соответствие с усиливающимися и ослабевающими порывами ветра домик будто мигал. Подозрительно.

Некий рефлекс — приобретенный в детстве, спасибо упоенному чтению страшилок — обычно заставляет меня держаться подальше от неизведанных хижин в лесу. Ибо что хорошо на печатных страницах (Чудовищные Чудеса Выживания) — не так уж приятно в реальной жизни.

Поверьте моему опыту!

Но сейчас что угодно — даже жилище волкодлака — казалось идеей лучшей, чем прогулка на земле Королевы.

— Рискнём? — вопросительно крикнул Берти.

— Придётся!

— Держись за меня, попутчица, а то улетишь!

Я и так держалась, уже обеими руками и чуть ли не зубами, а снуи спрятала под шубу. Ветер был устрашающий.

Согнувшись не в три, а в целых пять погибелей, мы кое-как добрели до загадочного домика. На двери висела табличка: «Для вас травяного ликера нет, хех!». Неожиданно кокетливая надпись скакала, как в предвкушении каверзы.

И хотя для непосвященного это могло прозвучать странно, я знала, что имеется ввиду: обитатель избушки обращался к Травкёру.

Травкёр — это зимний отшельник. Он похож на человека и лицом, и ростом, но, если присмотреться, из-под пальто у него торчит симпатичный пушистый хвостик, а из-под волос — два лисиных ушка. Душа Травкёра болтается в куске янтаре у него на шее.

Травкёр живет свободно и вольготно, но дурная судьба-натура заставляет его ночами шляться вдоль чужих домов, стучаться в двери и спрашивать: «Травяного ликёра нет?». И неважно, что вы ответите — все равно с вами случится какая-то беда в ближайшие двое суток.

Так, большинство людей все-таки отдают негоднику бутылку с бальзамом, надеясь откупиться от порчи. Отшельник радостно забирает взятку, чтобы вечером полакомиться, но — «без гарантий, товарищи, без гарантий!».

Что на языке Травкёра значит: «Вам крышка».

Поэтому написать табличку заранее — это единственный способ уберечься от горе-отшельника. Правда, обычно таблички выглядят сдержаннее, чем это игриво-курсивное чудо. Такое Травкёра может и разозлить!

— А ведь жаль, что ликера нет… — пробормотал задубевший Голден-Халла, вваливаясь в помещение.

Избушка была обжитой и уютной. В протопленной печи стояли два горшка с горячей водой и котелок с супом. На столе расстелена красно-белая узорчатая скатерть. Стопка пестрых одеял громоздилась в теплом спальном закутке.