Чтобы разорвать оковы, нужно просто открыть замки, помещенные в Слепке. Сложности не предвидится: обычно колдуны запирают формулы на разные загадки.

Главное, чтоб наш с Берти «задачковый интеллект» не подкачал!

Помню, в годы учебы магистр Орлин щедро пичкал нас с Кадией и Дахху классическими примерами из Слепков. Я почти всегда сдавалась и ныла: «Да ла-а-а-адно, может, с этим духом гуманно обращаются? Пусть себе дальше рабом живет!». Вот и сейчас: надеюсь, что нам попадется что-то, что я уже решала в прошлом. И я не изобрету ответ, а вспомню его.

Очередное сладкое чи-и-и-и-терство.

— Хей, просыпайся! — меня потрясли за плечо. Я покорно зевнула, села и тотчас ойкнула от неожиданности.

У хозяина избушки оказался очень интересный Слепок Заклятья.

Мы с Берти сидели на огромном камне. Под нами журчала темно-синяя река, а над ней стелился пар: так бывает, когда вода теплее воздуха. Вокруг торчали еще валуны, поменьше, и на каждом лежало по висячему замку с заранее вогнанными ключами — это и были формулы-тюрьмы.

А вот над нами…

Над нами был лед: зеленоватая ледяная крыша, куда ни глянь. Перспектива льда и воды убегала, теряясь в дымке пара, и схлопывалась вдалеке. Мы оказались внутри замерзшей зимней реки.

— Ого! А так вообще бывает? В реальной жизни? — засомневалась я, поднимаясь на ноги и стуча по льду-потолку. — В смысле, я знаю, что зимой между льдом и водой есть прослойка воздуха, но так, чтоб два человека умещались тут в полный рост…

— Вряд ли, — сыщик покачал головой. — Но красиво, да?

— Очень. До мурашек!

— Мурашки, боюсь, от холода! — засмеялся Берти, и пар вырвался из его рта, как цветок.

Я покружилась на месте. Полный восторг! Неподалеку от нас даже прорубь нашлась! Это была идеально-круглая потолочная дырка — как луна или лампа, маняще горящая белым. По воде под прорубью ходили ледяные блики… Иногда к поверхности подплывала сонная рыба и делала «буп» ртом, пополняя запас кислорода.

— Ну что, прощелкаем всё задачки по очереди? — предложил Голден-Халла.

Я кивнула и осторожно перепрыгнула с нашего валуна на соседний, к первому замку. Ух! Холодно и скользко, приятно-волнительно. Кайф.

Когда я повернула ключ, что-то щелкнуло, и в воздухе перед нами взметнулись буквы, сложенные из серебристо-текучего дыма:

Идет то в гору, то с горы, но остается на месте.

— Дорога! — хором грянули мы с Берти.

Эхо попрыгало по реке, как монетка. Замок с тихим шорохом растворился. На сей раз сыщик скакнул над темной водой и повернул следующий ключ.

— Когда послезавтра станет вчера, — сказал один горный гном другому, — то сегодня будет так же далеко от воскресенья, как и тот день, который был сегодня, когда позавчера было завтра.

В какой день недели гном сказал это?

— В воскресенье! — тут Голден-Халла ответил немного быстрее, зараза такая.

Я постаралась изобразить, что это меня не задело.

Стоит богатый дом и бедный. Они горят. Какой дом будут тушить жандармы?

— Хм, ну это зависит от страны! — усмехнулся сыщик. — Лично у нас в Саусборне однозначно спасут богат…

— Цыц! — азартно перебила я, подскакивая к нему, как антилопа, и ладонью зажимая рот. — Ты что творишь?! Мы не должны ошибаться!

— Ву-ву? — возмутился Халла.

— Никакой, жандармы не тушат пожары! — ответила я замку.

Ш-ш-ш-шурх… Он тоже исчез.

— А! — сказал Берти, — Жмых. Так-то у нас жандармы вообще ничего не делают обычно, вот я и не сообразил.

— Ну да, конечно, оправдывайся, — беззлобно фыркнула я, втайне донельзя гордая.

И только когда уже появилась новая задачка, а в косом взгляде Берти, брошенном на меня, мелькнула эдакая ликующая искорка, я поняла: он поддался! Заметил мою печаль в тот раз и поддался!

Вот ведь… чуткая зараза!

На одной чаше весов лежит хризопраз, весящий ровно один килограмм, на другой — рыночная гиря, весящая также один килограмм. Весы осторожно опускают под воду. Останутся ли чашки в равновесии?

— О-о-о, всё! — сказала я. — До свидания. Не знаю про чашки, но один из духов останется рабом, мне очень жаль.

Но Берти подумал, погрыз костяшки пальцев и вскоре объявил:

— Когда тело погружено в воду, оно теряет в весе столько, сколько воды вытеснило. Хризопраз займет больше объема, чем гиря того же веса. Значит, камень вытеснит больше воды, станет легче, и весы наклонятся в сторону гири.

Я посмотрела на саусберийца с резко возросшим уважением…

— Да, я еще и умный! — рассеянно подмигнул он, уже увлекшись новой задачкой, не менее чудовищной для гуманитариев.

Мы успешно разобрались с одиннадцатью штуками, а вот двенадцатый замок оказался с подвохом. Причем не математического толка. Он был просто другим, вообще другим. У него даже физиономия была вполне человеческая: ключ, как курительная трубка, гвозди, как глаза, и полосочка усов из ржавчины.

В обмен на свободу долинного духа каждый из вас должен подарить мне по одному своему самому стыдному воспоминанию. Учтите, я пойму, если вы слукавите.

Я так удивилась, что прочитала текст еще раз. Он, как ни странно, вовсе не изменился. Мы с Голден-Халлой переглянулись. От блестящей воды на наших лицах бродили неясные кружевные тени.

— Кажется, этому замку по жизни не хватает остреньких эмоций, — предположила я.

— Ни друзей, ни книжек, ни театров. Бедолага! — поддержал Берти. — Жаль только, что он выбрал в качестве пищи именно стыд. Будь я на его месте, предпочел бы кормиться озарениями.

— А я — уютными зарисовками, — прикинула я.

Но я хочу стыдное воспоминание!!! САМОЕ СТЫДНОЕ!

— капризно и возмущенно замерцали буквы над замком.

Я призадумалась. А потом пригорюнилась.

Стыдных историй у меня завались: на десяток сограждан хватит, я б их раздавала направо и налево, «за так», если б мне гарантировали, что подаренное ко мне больше не вернется (как это случается с круговоротом праздничных пакетов, например). Как вспомню некоторые, так слезы на глаза наворачиваются — от неконтролируемого хохота.

Но рассказать вслух нечто действительно стыдное тяжело.

Так и тянет слукавить, поведать что-нибудь «псевдо-ужасное», чтоб не тотально опозориться, а наоборот, ненавязчиво себя похвалить от противного. Это как на собеседованиях спрашивают: «Ваш главный недостаток?». И соискатель такой: «Ох, боюсь, я жуткий трудоголик!.. Надеюсь, это не станет причиной для отказа?», а сам пальцы за спиной скрещивает.

Вот и мне сейчас хотелось ляпнуть что-нибудь такое. Потому что за мной водится грешок: я люблю нравиться людям.