На раковине лежал небольшой обмылок, и Лина, оглядев себя в мутном зеркале, решила, что пора привести себя в порядок. Включив воду, она кое-как засунула голову под кран и вымыла волосы мылом. Затем намылила шею и грудь, отскребла грязь с живота и, закинув поочередно то одну ногу, то другую, вымыла заляпанные икры и черные от грязи пятки. Мыло было дешевым, но пахло приятно, цветами и свежестью. Она вытерлась своей старой одеждой, постирала нижнее белье и, оглядев платья, решила надеть красное. «Красный цвет – цвет страсти, а черный – цвет разлуки», – подумала она тогда. И, бросив старые тряпки под раковину, вышла из туалета преображенной. Она была в том возрасте, когда бессонные ночи и перипетии судьбы легко смывались водой с мылом, а неприятности решались сменой одежды. И, несмотря на то что волосы были мокрыми и свисали сосульками, а роскошное платье совсем не шло к дешевым туфлям, тем самым, которые она когда-то бережно носила в руках, чтобы не износить, выглядела она неплохо. Даже хорошо.

Официант с недоумением посмотрел на нее, но подарил ей улыбку, ту, которую берег для особых случаев. Лина вновь заказала макароны по-флотски и яблочный пирог, и он, поцокав языком, пошутил что-то про хороший аппетит. А Лина, вспомнив, как ей только что было плохо, только с грустью покачала головой. Последний раз она ела два дня назад, когда немой повар, работавший в забегаловке, разрешил ей доесть пригоревшую картошку. Вот и весь секрет ее хорошего аппетита. Но вслух этого не сказала, пообещав себе, что никому и никогда не расскажет ни о подгоревшей картошке, ни о мытье волос в туалете, ни о том, как ей хотелось расплакаться от усталости и отчаяния, но не получалось, потому что не было сил плакать.

– Вам идет красный цвет, – сказал официант, ставя перед ней тарелку.

– Мне все цвета идут, – ответила ему Лина. А потом добавила: – Зря смеетесь, я совсем не шутила.

И сама рассмеялась вместе с ним. И только когда он ушел, пожелав ей приятного аппетита, вдруг поняла, что засмеялась первый раз за целый месяц.

В Москве много работы. Но за нее чаще всего платят унижением, реже-деньгами. Этот урок Лина усвоила быстро. Она находила новую работу, срывая объявления на фонарных столбах, но, работая в поте лица, все равно оказывалась на улице и без денег. «Москва – хороший город, – сказала ей как-то одна женщина, мыкавшаяся здесь уже много лет. – Вот только люди в ней злые». Но Лина не унывала. Она нанималась официанткой и разносчицей пиццы, расклеивала объявления и раздавала листовки, подрабатывала уборщицей и валилась с ног от усталости, а ночевала то в общежитии, то на работе, если разрешали. И все равно находила хотя бы несколько часов в неделю, чтобы вырваться в центр города, пройтись по улицам, разглядывая витрины и кафе, читая афиши и рекламные листовки, любуясь пролетавшими мимо дорогими машинами и прогуливавшимися по тротуарам красивыми людьми. Лина им не завидовала. Потому что знала, что когда-нибудь этот город примет ее, подарив ей и машину, и платья, и любовь.

Однажды она увидела объявление на дверях небольшого отеля в центре и, заглянув туда, тут же устроилась горничной. Зарплата была крошечной, но зато сотрудников отеля кормили три раза в день. Лине выдали униформу, серое платье с белым фартуком, похожим на школьную форму, смешной белый чепчик и белые чулки, а еще туфли, немного старомодные, с толстым каблуком. Оглядев себя в зеркале, Лина покатилась со смеху.

В ее обязанности входило застилать постели, убирать в номере, раскладывать банные принадлежности, менять грязные полотенца и разносить завтраки в номер. Отель был небольшой, находился в обычном жилом доме, на трех этажах, и работы было немного. Ночью Лина запиралась в каком-нибудь пустом номере и, чтобы не поймало начальство, забиралась под кровать, где спала до утра.

И вот в одно утро, открыв глаза, увидела из-под кровати чьи-то ноги. Она затаила дыхание, сжавшись, но мужчина, поселившийся в номере, возился с чемоданом и ничего не замечал. Он ходил из угла в угол, что-то бормотал под нос, насвистывал, а затем, как было видно по упавшим на пол брюкам, стал раздеваться. Кровать просела от тяжелого тела, и Лина слышала, как, ворочаясь, он пытается найти удобную позу. Между тем ей уже пора было заниматься своей работой, прибирать в номерах, из которых выехали жильцы, разносить завтрак, уносить грязные простыни и полотенца в прачечную, находившуюся на первом этаже.

У мужчины зазвонил телефон.

– Не поверишь, я в отеле, – громко сказал он, ответив на звонок.

Лина едва удержалась, чтобы не чихнуть.

– Поругался с женой, достала меня своей ревностью! – между тем жаловался мужчина, и пружины под ним жалобно скрипели. – Пашу как проклятый, с утра до ночи на работе, а она мне сцены закатывает. Довела!

Лина заметила, что на ее белом чулке поползла стрелка, и подумала, что ей влетит от начальницы.

– С жиру бесится, – продолжал мужчина. – Все есть, деньги, тряпки, цацки, машины, все ей покупаю. С подружками на курорты мотается за мой счет. А при этом меня своей дурацкой ревностью изводит. – В дверь постучали. Сначала тихо, нерешительно, затем громче. Но мужчина, казалось, не слышал. – А я пришел в первый попавшийся отель, прямо в соседнем доме. А она еще из окна мне что-то вслед кричала. Я отпуск взял. Отдохну от всех, и от нее, и от работы. Я же последний раз, знаешь, когда отдыхал? Не поверишь, шесть лет назад.

Снова постучали, на этот раз громко и настойчиво. Мужчина выругался и, приподнявшись на локте, крикнул, что у него открыто.

Лина решила, что это пришли за ней, и внутри все оборвалось от страха.

– Слушай, я тебе перезвоню, – попрощался он со своим собеседником.

Между тем дверь открылась, и на пороге, как Лине было видно из-под кровати, появилась какая-то женщина.

– Милый, – заворковала она, – ну что ты, зачем же ушел?

– Что, испугалась, что без денег останешься?

– Ну при чем тут деньги? – обиделась она. – Ты измучила меня своей ревностью! – взорвался мужчина.

– Милый, – не унималась она, – возвращайся домой. Я так больше не буду, – засюсюкала она.

Дверь оставалась открытой, и Лина услышала, как в коридоре отеля раздаются крики ее начальницы: «Ну и где эта новенькая? Где ее носит?» Между тем мужчина и женщина замолчали, он продолжал лежать на кровати, а она стояла в дверях. «Если она через пять минут не появится, я ее уволю!» – не унималась начальница. И тогда Лине ничего не оставалось, как выбраться из-под кровати.

– Кто это? – опешила женщина и с недоумением уставилась на мужа.

Тот, открыв рот, изумленно смотрел на вылезшую из-под кровати горничную.

– Ах ты подлец! – Женщина задохнулась от возмущения. – Ах ты кобель! Я же говорила, что у тебя кто-то есть!

Мужчина продолжал молчать, растерянно почесывая живот. А Лина с невозмутимым видом одернула платье, поправила чепчик и, направившись к выходу, вдруг обернулась к нему:

– Знаете, если ваша жена постоянно устраивает вам сцены ревности и обвиняет в измене… – Лина пристально посмотрела на женщину. – Возможно, что на самом деле она сама изменяет вам. Давно. И регулярно.