– Допустим, – вкрадчиво улыбнулась Татьяна Алексеевна. – А почему вы так беспокоитесь?

Аня Кулько вдруг смутилась. Как она должна ответить, чтобы не проиграть этот поединок? А это был именно поединок. Она только сейчас это поняла. Татьяна Алексеевна заманила ее в ловушку.

– Я беспокоюсь, потому что я серьезно отношусь к Антону, – весомо произнесла Аня.

– А… – протянула Татьяна Алексеевна и добавила: – Анечка, не теряйте времени. Антон не будет вам полезен. Прописан он в городе Чехов. К этой арбатской квартире не имеете никакого отношения. Да у него и прописки-то московской нет.

– Зря вы так… – обиделась Кулько. Она отвернулась. Не для того, чтобы скрыть разочарование – Аня всегда владела собой, а для того, чтобы доиграть эту сцену. Впрочем, Аня Кулько понимала, что притворяться теперь смысла не имело.

Собственно после этой истории Аня выгнала Антона. То, что он платил за квартиру, не имело для нее никакого значения – это была сиюминутная выгода. А Аня Кулько имела четкие, ясные цели. И в ее воображаемом «молескине» они были пронумерованы и расставлены по значимости. Антон, судя по всему, не поможет решить ее главную проблему. А Москва с ее возможностями продолжала манить.

Соломатина с каким-то странным интересом наблюдала за разрывом. Вернее, за скорым отъездом Антона.

– Слушай, а где он вообще живет? – поинтересовалась Инна у Кулько.

– Почем я знаю? Ему есть где жить. В Чехове, там, как я узнала, квартира его бабки по отцовской линии.

– Мать живет на Арбате, а где отец? Антон никогда тебе не рассказывал?

– Рассказывал, сначала все уши прожужжал. Он у него художник. Но такой, которого в Третьяковку вашу не возьмут. Он действительность изображает в таком дурацком непонятном стиле.

– Он пишет абстрактные картины? Или экспрессионист?

– Господи, да почем я знаю… Антон показал, мне не понравилось… Чудно все и… противно…

Соломатина недоверчиво улыбнулась. Аня Кулько совершенно не понимала стихов, прозу, не любила читать, но в живописи она разбиралась. В этом Соломатина успела уже убедиться – они часто ходили в музеи.

– Слушай, Аньк, а Антон носит фамилию отца?

– Ну, да… По-моему.

– Если так, то его отец известный неформал от живописи. Он участник многих объединений. Ему много лет сейчас должно быть. Очень много. А мать, наверное, была намного моложе, когда вышла за него и родила Антона.

– Господи, да какая теперь разница!

– В смысле? Ань, Антон хороший парень. Ну, да, тревожно, что он так любит выпить. Но с другой стороны, семья может как-то отвлечь…

– Семья – это отлично, только не со мной.

– Что так?

– Я не хочу проблем. У меня своих собственных выше головы. Ну, ты же знаешь. Родни туча, а за родителями некому ухаживать. Мне не наездиться к ним. А в Москву я их не могу взять – сама снимаю жилье.

– Ань, если Антон будет жить в Чехове, то может спиться. Малюсенький город, работы для него там нет, друзей нет, жизни этой напряженной нет. Сложно круг свой найти, связанный с литературой. Особенно после Москвы. А он человек творческий, ему нерв нужен. Ты же хотела бороться за него?

– Я за мужа могу бороться, но не за постороннего человека, – ответила Аня Кулько.

После короткого разговора Аня дала Антону две недели на поиск жилья в Москве.

– У тебя полно друзей, они пусть помогут, – сказала она и тут же потребовала: – Но вещи ты сейчас собери. Оставь только необходимое.

– Хорошо, – пожал плечами Антон.

Действительно, вещей у него было мало. В основном книги. Как-то Инна зашла к Кулько, но застала там только Антона. Тот небрежно кидал свои вещи в огромный армейский вещмешок.

– Ты же все помнешь и попортишь так, – заметила она.

– Фиг с ним, – ответил Антон.

Соломатина почувствовала себя неудобно – Антон же понимал, что она все знает, а приходилось делать вид, что это обычное дело – разрыв отношений и переезд на другую квартиру. Инна с минуту поразмышляла, а потом вдруг выпалила:

– Если не нашел, куда съезжать, давай ко мне.

– Чего? – не понял Антон.

– У меня хватит места для двух независимых людей разного пола, – краснея, пояснила Соломатина.

– Ты даешь! – рассмеялся Пьяных.

– Господи, а что тут такого?! – пожала плечами Соломатина. Она, казалось, сама себя пыталась убедить в том, что проживание в ее квартире бывшего любовника подруги – это абсолютно нормальная вещь.

– Да, как-то… Даже не знаю. Но мне, правда, пока некуда ехать. Не к матери же. И не в этот долбаный Чехов.

– Город Чехов очень приятный.

– Но мне там плохо.

– Охотно верю, – серьезно сказала Соломатина, а Антон Пьяных впервые внимательно на нее посмотрел.

– Действительно веришь?

– Угу, – мотнула головой Инна и добавила: – Ты давай собирайся и сразу же ко мне. А Кулько ничего не говори. Теперь это уже не ее ума дело.

Впервые за все время их дружбы Соломатина позволила такую публичную нелоялость по отношению к подруге.

Антон записал в телефоне точный адрес Соломатиной.

– Я буду ближе к вечеру.

– Отлично. Поживешь у меня. Пока. Там видно будет.

Антон внимательно посмотрел на нее:

– Ты хорошо подумай. Я же могу найти квартиру.

«Можешь. И тихо сопьешься там. К матери не поедешь. По многим причинам», – мысленно сказала себе Соломатина.

– Нет, нет, ты все-таки подумай. Я же один сплошной геморрой.

– Зато ты поэтический геморрой, – серьезно ответила Инна.

Да, да, именно в розовом. И именно в цвете. Кроме пива, Антон Пьяных любил вино. Розовое. Не белое, не красное, а именно розовое.

– Понимаешь, это как жизнь – полутон, полуцвет. Немного того, немного сего, а еще вдруг мелькнет и что-то третье. Розовое вино и на вкус другое. Оно не обжигает, как красное, не леденит, как белое. Оно ласковое и обещающее. Розовый закат, но и розовый рассвет… – говорил Антон, открывая очередную бутылку. Все-таки Пьяных был поэтом.

Кстати, говорящую в его конкретном случае фамилию посоветовала сменить именно Соломатина.

– Да с какой радости, – пьяно-весело накинулся на нее Антон, – с какой это радости я поменяю нашу славную творческую фамилию?

«Нашу» – это имелся в виду отец. Инна уже знала, что отношения отца и сына были очень непростыми.

– Да смени ты «обложку», – небрежно бросала Соломатина. Она потихоньку изучила нрав Антона и знала, что тупым «наездом» (который, кстати, чаще всего предпочитала Аня Кулько) ничего не добьешься. Поэтому она бросала фразы короткие, но привлекающие внимание.