Через какое-то время снизу раздался голос Софьи Петровны:

– Чай готов, прошу к столу.

Соломатина даже опешила, когда они спустились в маленькую столовую. Стол был накрыт по-парадному, с красивейшим сервизом. Кроме конфет и выпечки, на столе были бутерброды и закуски. Софья Петровна с удовольствием играла роль хозяйки.

– Инночка, предлагай угощение, а то вы совсем заговорились.

Инна смущалась – Софья Петровна деликатно подчеркивала, что Соломатина имеет в доме статус почетной гостьи, но никак не обслуживающего персонала.

– Как же интересно беседовать с Инной. У нее такие знания, такой необычный взгляд на обычные вещи. А все потому, что такая профессия! – восхищалась Софья Петровна.

Аня Кулько пила чай, поддакивала и осторожно осматривалась. Она уже поняла, что подруга каким-то образом смогла обернуть неудачу в свою пользу. «Ей просто повезло. Повезло, что не хамят, что хорошо платят. А вот возиться с проблемными отпрысками богатеньких – это, конечно, не сахар», – думала про себя Кулько. Соломатина же оживилась – она соскучилась по подруге и, главное, вдруг прошла эта тщательно скрываемая ею обида. Инна вдруг поняла, что, несмотря на увольнение из института, «на коне» она, а не подруга. Это соображение расправило ей плечи.

– Я очень рада, что меня порекомендовали в эту семью, – улыбаясь, сказала Соломатина Ане.

– А уж как мы рады, что вы, Инночка, согласились у нас побыть, – воскликнула Софья Петровна.

Тут послышался шум, Инна вышла посмотреть, не привезли ли Свету.

– Я тоже очень рада за подругу, – произнесла Аня Кулько, когда они с Софьей Петровной остались вдвоем, – после таких проблем, я думала, она не вернется в профессию.

– А что такое? – удивилась бабушка Светы.

– Ну, ее же уволили из института. Она очень переживала, долго не могла найти работу. Ее нигде не брали.

– Как же так? Такого специалиста?!

– Понимаете, профессиональная деформация. Человек, который сталкивается с отклонениями в психике, сам становится, ээээ… как бы это сказать… Не вполне адекватным… – Тут Кулько тяжело вздохнула. – Я поэтому очень рада, что она наконец нашла хорошую работу и попала к вам в дом. Сами понимаете, большая часть людей даже малейшее отклонение в поведении считает сумасшествием.

Аня потянулась за печеньем. Софья Петровна пыталась осмыслить услышанное.

– Так из института ее уволили? – переспросила она наконец.

– Да, – кивнула головой Кулько, – конечно, по-человечески отнеслись, просто не продлили контракт.

– Понятно. – Софья Петровна растерянно оглянулась на дверь, за которой скрылась Соломатина. – Ой, пойду, посмотрю, Светочку привезли… А вы угощайтесь, угощайтесь…

– Спасибо, – улыбнулась довольная Аня Кулько и отрезала себе большой кусок грушевого пирога.

Соломатину рассчитали через две недели. Так ей и не удалось поработать cо Светочкой два полных месяца. Инна толком не поняла, в чем была причина столь поспешного решения, но, откровенно говоря, уезжала она с некоторым облегчением. Как-то уж очень изменилось поведение Софьи Петровны, усилился контроль за занятиями, теперь обязательно рядом кто-то был – няня, охранник, горничная, которую попросили в момент занятий протереть пыль. Инна хотела было поговорить с родителями Светы, но возможности такой так и не представилось. Соломатина оказалась в странной изоляции.

– И что теперь? – спросил ее Антон, когда она привезла сумку с вещами домой.

– А теперь… Теперь… – растерянно проговорила Соломатина, – теперь я поплачу.

– А я тебя пожалею, – неожиданно ответил Антон и отставил в сторону бокал вина.

Личная жизнь Соломатиной вызывала беспокойство родителей.

– Одумайся! Сколько можно терпеть это?! – восклицала мать.

– Я этого твоего Антона спущу с лестницы, не посмотрю на то, что у вас отношения, – грозился отец.

Инна отмалчивалась. Сначала она была страшно влюблена в Антона, потом его жалела, потом не могла найти в себе решимость расстаться с ним. Обнаружить эту слабость перед родителями было нельзя – они бы ее застыдили, а Соломатина и так пыталась выглядеть в глазах отца и матери взрослым и трезвомыслящим человеком. К тому же иногда, наблюдая за жизнью знакомых семей, она приходила к выводу, что все не так страшно в ее доме. Вон, у одной подруги муж любовницу завел, у другой – не работает, сидит целыми днями дома, ждет, пока жена покормит, обстирает, денег на карманные расходы выдаст. «И живут ведь, уже не один год!» – успокаивая себя, удивлялась Соломатина. Впрочем, это были короткие эпизоды. В остальное время Инна ела себя поедом. Что она нашла в этом обаятельном, но склонном к загулам поэте, для нее самой оставалось загадкой. Соломатина терпела не только его пьянство и безделье, но его злой язык и безудержную критику, непомерные требования и отсутствие какой-либо поддержки. Но самое интересное, что поэт Антон Пьяных достался Инне от Анны Кулько. Перешел, так сказать, как вымпел, наградной кубок или знамя. Да, это была удивительнейшая история их непростой дружбы.

Где-то на последнем курсе Аня Кулько занялась поисками мужа. Дело шло к диплому, времени на пустые романы терять не хотелось – уже нужна была какая-то стабильность. Аня цепким взором рассмотрела ближний круг и пришла к выводу, что за мужем надо сходить куда-нибудь подальше. И она сходила. Сходила на творческий вечер молодых поэтов. Устроителем была какая-то радиостанция, зрителей и слушателей было много, поэтов и писателей – мало. А те, которые были, показались Ане совсем неинтересными. Ни с какой точки зрения. Только, пожалуй, один нахальный молодой человек, весьма неаккуратный, прочел замечательные стихи. Аня Кулько, абсолютно глухая к поэзии, слушала молодого человека, открыв рот. Впрочем, надо пояснить, что ее удивили не сами стихи, а несоответствие их красоты и безобразно неряшливого вида самого автора.

– Вы знаете, как подать ваше творчество, – заметила Аня после выступления.

– Ага, под хреном, – заметил поэт, глядя на Аню прозрачно-голубыми глазами.

Кулько сомлела, но в голове успела пронестись информация из Гугла: «Пьяных – молодой поэт из Москвы. Вырос в арбатских переулках, впитал в себя дух московских улиц, что безусловно отразилось в его творчестве».

– Я не об этом. Как будто бы два разных человека – вы, стоящий передо мной, и поэт, написавший эту красоту.

– Пойдем пива выпьем лучше, – оборвал ее Антон.

И они пошли пить пиво. Продолжилось это до утра. А утром совершенно пьяная Кулько (пивом, понятно, дело не ограничилось) призналась себе, что влюбилась в поэта Антона Пьяных.

Их отношения походили на «пояс торнадо» в штате Канзас. Эта пара образовала горючую, кипучую, взрывчатую смесь. И никакие холодные воды не могли загасить вспыхивающий пожар. Аня Кулько пыталась перевоспитать поэта. Она, высокомерно убежденная в своей правоте, читала ему проповеди, кричала, вытаскивала из соседнего бара. Антон был настолько ленив, что даже проехать несколько остановок и спрятаться в незнакомом месте не считал нужным. Ане Кулько было тяжело с поэтом Антоном. Но она терпела. И был резон – Антон был москвичом, и Кулько видела в этом свой шанс.