что мою батарею предположено снять с участка красногорцев. «Не пустим, – смеясь говорил Бельдюгин, – мы к ней привыкли и сработались, оставьте ее у нас». Началась торговля, во время которой я был куплен красногорцами за мешок сахара. Все это было, конечно, шуткой, но за ней крылось искреннее ко мне отношение.

В Сабрах мы пробыли недолго, в 4 часа вечера я был вызван в штаб полка, помещавшийся на полустанке Сабры, в международном вагоне, захваченном на станции Вырица поручиком Усачевым238 вместе с составом курьерского поезда. Подполковник Бельдюгин239 прочел мне приказ об отходе наших войск и об оставлении Гатчины. Красногорский полк должен занять позицию от деревни Сиверской до деревни Мельницы и связаться вправо с 4-й дивизией, влево с волынцами, которые займут позицию от деревни Мельницы до деревни Сиворицы, дальше стояли вятцы до Шпаньково включительно, оттуда начинался фланг соседней дивизии. Даниловцы были в резерве и должны были вести разведку на юг для определения местоположения 4-й дивизии. Отход начался в половине седьмого. По мере отхода взрывали мелкие мосты и снимали железнодорожные стрелки, лишь под утро пришли в Прибыт-ково, где и расположились. Батарея стала на позицию, я поехал на рекогносцировку, но уже к вечеру получил приказание перейти в расположение Вятского полка у деревни Шпаньково. В Прибыткове нас сменила батарея Иоммерта. Опять шли всю ночь, маршрут был вдоль фронта, за неимением другой дороги, по линии застав. Прошли благополучно и дошли до штаба Вятского полка. По дороге заезжал в имение моего покойного двоюродного брата Димитрия Федоровича Гершельмана – мызу Шпаньково. Как стол ровные и без единого камня поля стояли необработанными, дом заколочен, инвентарь реквизирован или разграблен. Ключи от дома у старосты. Как мне сказали, крестьяне упорно не хотели или боялись обрабатывать помещичью землю.

В Вятском полку узнал обстановку, крайне меня удивившую. Согласно приказа, исходящего из штаба (к этому времени руководство нашими действиями, вплоть до указания участков полков, исходило уже непосредственно из Нарвы), соседний Чудской полк уже с утра отошел на предположенную линию обороны на высоте станции Волосово. В то же время наша дивизия никакого еще приказания не получала, у Шпанькова фланг наш кончался, фронт же Чудского полка начинался в 8 верстах в тылу.

Возвратясь на батарею, сел с офицерами закусить, как вдруг вбегает Званцов с докладом, что, по сообщению жителей, станция Елисаветино занята красной кавалерией. Елисаветино было верстах в трех к северу от нас. Выведя батарею на дорогу и сняв одно орудие с передка, отправил 5 человек конных разведчиков на станцию. Через полчаса мои люди вернулись и доложили, что на станцию будто бы приходил конный разъезд красных курсантов и, захватив там случайно болтавшегося чина нашей армии, ушел в направлении на Гатчину. Выставить пост на станцию Вятский полк был не в состоянии – как всегда, все роты были в разгоне. День прошел спокойно, лишь в 11 часов ночи пришел приказ об отходе на новую оборонительную линию, которая проходила приблизительно как наш фронт в конце июля, а именно: правый фланг у Заполье, далее на Лисино – Торосово – Каськово и т. д. Подавшись на юг, чтобы избежать обозные колонны, идущие вдоль железной дороги, через Пятую Гору, Калитино, Лисино пришли в деревню Захонье, где остановились. Правый участок Загорье – Заполье и хутора на полдороге к Лисину занимали красногорцы. У Лисина стояли волынцы с Конной батареей, пересекая железную дорогу до лифляндских хуторов, дальше вятцы с 1-й батареей нашего дивизиона. Ввиду ожидаемого нападения со стороны Гатчины броневиков, участок у железной дороги был поручен английской батарее, так как незадолго до этого был получен циркуляр, требующий экономии русских снарядов – они были на исходе.

День 5 ноября прошел почти незаметно, под вечер пришедшие даниловцы начали располагаться в Захонье, а потому мы были принуждены перейти на хутора, где предполагалось поставить батарею на позицию. Наутро вместе с Орловым отправился в Заполье, куда телефонисты уже тянули линию, там стоял 2-й батальон красногорцев, впереди в Лемовже находилась застава. Все время через деревню кучками проходили отставшие беженцы, главный поток которых из-под Царского, Гатчины, Павловска и других мест уже успел пройти. Это количество беженцев являлось показателем того, на чьей стороне были симпатии населения.

Был легкий морозец, и все солдаты поголовно грелись по избам. На мой вопрос, что он сделал для обороны своего участка от нападения броневиков, командир роты мне ответил, что люди его слишком устали, чтобы посылать их на работу по порче железнодорожного пути – ветки на Мшинскую. Но какое-то предчувствие меня продолжало мучить, и, установив наблюдательный пункт на одном из домов деревни, я пошел в деревню Загорье к командиру батальона капитану Гинсбергу и обратился к нему с тем же вопросом, указывая, что порча полотна в этом месте не затруднительна, так как недалеко есть деревянный мост, который легко можно разобрать или сжечь. Со своей стороны, я не могу пристреляться к этому мосту, так как впереди находится наша застава. Гинсберг мне ответил то же самое, что и командир роты: «Люди устали, а кроме того, застава в Лемовже нас предупредит об опасности». Ничего не добившись, я ушел. Не успел я пробыть и десяти минут в доме наблюдательного пункта, ругаясь на беспечность пехоты, как телефонист Федоров доложил: «С заставы сообщают, что замечен дым паровоза!» Приказав немедленно уводить лошадей, я вышел из дома. В дверях столкнулся с взволнованным разведчиком. «Бронепоезд красных подошел!» – кричал он. Выбежал на дорогу и глазам своим не верю – вплотную к деревне стоял бронепоезд, на переднем пулеметном вагоне в черном штатском пальто стоял, по-видимому, комиссар и смотрел на меня в бинокль. Я тоже навел на него свой бинокль. Передавая команду на батарею, заметил полное отсутствие наших цепей, а потому крикнул разведчику, чтобы предупредил пехоту. «Господин капитан! Смотрите, цепь вправо!» Действительно, по полю по направлению к церкви бежала цепь, одновременно из-за полотна железной дороги, в шагах 100 от меня, выскочила цепь и, увидав нас, остановилась. Желая окончательно убедиться, что все это не недоразумение, я им крикнул: «Какой части?» – «А ты какой?» – ответило несколько человек, и цепь взяла на изготовку. Сомнения не могло быть. Оглянувшись, увидел, что ничего не подозревавшая пехота продолжает сидеть по домам. Махнул Орлову и телефонисту Федорову, чтобы бежали вправо через забор, сам бросился бежать по дороге. В тот же момент ошалевший разведчик Викторов бросился мне под ноги, я упал, и одновременно град пуль просвистал у меня над головой.