Треш встал и трижды хлопнул в ладоши. Люди в коричневом, не поднимая глаз, опустили заднюю стенку фургона. В нем стояли ящики.

— Другие, кто приходит к нам, — заметил Треш, направляясь к фургону, — их интересуют, кажется, одни лошади. Все хотят купить лошадей. Но только не ты, друг. Почему так?

— За лошадьми слишком тяжело ухаживать. — Встим шел следом за Трешем. — И часто не выходит вернуть вложенные деньги, хотя товар сам по себе и ценный.

— С ними не так? — спросил Треш, беря один из ящиков, явно легких. Внутри было что-то живое.

— Нет, совсем не так. Куры хорошо продаются, а ухаживать за ними просто, если есть корм.

— Мы тебе принесли достаточно, — сказал Треш. — Мне не верится, что ты их у нас покупаешь. Они совсем не так дороги, как вам, чужестранцам, кажется. И ты даешь нам за них металл! Металл, который не запятнан сломанным камнем. Это чудо.

Встим пожал плечами:

— Там, откуда я родом, эти кусочки почти ничего не стоят. Их делают ревнители, когда учатся пользоваться духозаклинателями. Они не могут создавать еду, потому что, если ошибутся, она получит­ся ядовитой. Поэтому превращают мусор в металл и выбрасывают.

— Но его же легко перековать!

— Зачем ковать металл, — возразил Встим, — если можно изготовить из дерева предмет нужной формы, а уже потом поменять его с помощью духозаклинателя?

Растерянный Треш покачал головой. Рисн и сама была сбита с толку. Это самый безумный обмен из всех, что ей доводилось видеть. Обычно Встим спорил и торговался до последнего. А тут про­сто взял и признал, что его товар ничего не стоит!

В общем-то, разговор и дальше пошел в том же ключе, и оба старательно объясняли друг другу, до чего же их товары никчемны. В конце концов они пришли к согласию — хотя Рисн и не поняла, как именно, — и пожали руки, скрепляя сделку. Солдаты Треша начали разгружать ящики с курами, тканями и экзотическим сушеным­ мясом. Другие волокли прочь ящики с металлическим мусором.

— Солдата я у тебя купить не могу, верно? — спросил Встим, пока они ждали.

— Увы, чужестранцам их не продают.

— Но был ведь один, которого ты продал...

— Это случилось почти семь лет назад! — со смехом возразил Треш. — И ты все время об этом вспоминаешь!

— Ты даже не знаешь, сколько я за него выручил, — бросил ­Встим, — а ведь ты отдал его почти даром!

Треш пожал плечами:

— Он был неправедником. И ничего не стоил. Ты сам меня вынудил взять что-то на обмен, хотя, признаюсь, мне пришлось выкинуть твой товар в речку. Я не имел права брать деньги за неправедника.

— Да я как-то и не обиделся, — сказал Встим, потирая бороду. — Но если у тебя появится еще один, сообщи. Лучший слуга из возможных. До сих пор жалею, что продал его.

— Я запомнил, друг. Однако сомневаюсь, что появится еще один такой же. — Он о чем-то задумался. — Да, действительно — не надо нам второго такого...

Как только обмен состоялся, они опять пожали друг другу руки, потом Встим поклонился крестьянину. Рисн попыталась повторить его поклон и заслужила улыбки от Треша и нескольких его спутников, которые переговаривались на шепчущем шинском языке.

Такая долгая, скучная поездка ради такого короткого обмена. Но Встим был прав: за кур на востоке должны были заплатить немало сфер.

— Что ты узнала? — спросил Встим, пока они шли обратно к главному фургону.

— Что шинцы — странные.

— Нет, — возразил Встим, но в его голосе не было раздражения. Он никогда не вел себя сурово. — Дитя, они просто другие. Странные люди — те, которые действуют сумбурно. Треш и его сородичи совсем иные. Даже наоборот, в них многовато упорядоченности. Мир по ту сторону гор меняется, а шинцы как будто приняли решение остаться такими же, как прежде. Я пытался предложить им фаб­риали, но услышал, что это бесполезные штуки. Или богохульные. Или слишком святые, чтобы к ним прикасаться.

— Мастер, но это ведь совсем разные области.

— Да. Но с шинцами не разберешь, что есть что. Как бы то ни было, что же ты на самом деле узнала?

— Скромность у них ценится в той же степени, в какой у гердазийцев — бахвальство, — ответила она. — Вы оба лезли из кожи вон, доказывая, что ваши товары ничего не стоят. Мне это кажется странным, но, наверное, здесь принято так торговаться.

Он широко улыбнулся:

— А ты уже мудрее половины мужчин, которых я сюда привез. Слушай, вот твой урок. Никогда не пытайся обдурить шинца. Будь прямолинейна, говори им правду, и, возможно, тебе придется даже преуменьшить стоимость своего товара. За это они тебя полюбят. И отплатят сторицей.

Ученица кивнула. В фургоне бабск достал странный маленький горшочек.

— Вот, — сказал он. — Возьми нож и срежь немного этой травы. Постарайся резать поглубже и захватить много почвы. Растения без нее не выживут.

— Зачем я это делаю? — спросила девушка, сморщив нос, и взяла горшок.

— Затем, что тебе предстоит научиться заботиться об этом рас­тении. Я хочу, чтобы ты держала его при себе, пока оно не перестанет казаться тебе странным.

— Но почему?

— Потому что так из тебя получится отличный торговец.

Она нахмурилась. Ну отчего же Встим почти все время такой чудной? Наверное, именно поэтому он из тех немногих тайленцев, которым удавалось заключать с шинцами хорошие сделки. Встим такой же странный, как они сами.

Рисн взялась за дело. Жаловаться бессмысленно. Но сначала она раздобыла пару потрепанных перчаток и закатала рукава. И речи быть не могло о том, чтобы испортить хорошую одежду из-за горшка какой-то там дурацкой травки.

Аксис Собиратель застонал, лежа на спине, и в его черепе все загудело от боли. Он открыл глаза и окинул себя взглядом. Аксис был голый.

«Чтоб мне провалиться», — промелькнула мысль.

Так, прежде всего надо проверить, не слишком ли ему досталось. Пальцы его ног указывали в небо. Ногти были темно-синего цвета — не такая уж редкость для аймианца вроде него. Он попытался пошевелить пальцами, и, к его удовольствию, те послушались.

— Ну, это уже кое-что, — проговорил Аксис, опуская голову обратно на землю. Раздался хлюпающий звук, словно он придавил что-то мягкое — скорее всего, какой-то гниющий мусор.

Что ж, ничего не поделаешь. Аксис теперь чувствовал и запах — едкий, вонючий. Пришлось сосредоточиться на своем носе, изменяя тело так, чтобы отключить обоняние. «Ага, — подумал он. — Так гораздо лучше».