мерзкий продавец дал мне за неё всего лишь пятьсот марок. Этого не хватит на операцию. Можешь порадоваться, Мерлин.

Юлиан всё ещё не реагировал ни на что. Вместо этого он наслаждался сладким вкусом мести.

– Твоя принципиальность погубит тебя, Браво, – произнесла Пенелопа. – Ты мог попросить нас о помощи. Ты никогда не был один.

– Мне не нужна ничья помощь.

– Это и губит тебя.

– Я верну вам деньги за вазу, – произнёс Аарон. – Но учтите – это кровавые деньги. И ваза была злом. Знаете, что скрывалось в ней? Дух Меркольта! Спросила бы у своего отца, зачем он держал её дома.

– Не придумывай, Аарон.

Тушь размазалась по лицу Пенелопы. Она не стала от того менее прекрасной, но эта красота отныне была не тёплой, а холодной.

– Пожалуй, я пойду, – прошёл вперёд Аарон. – До встречи, Мерлин.

– Ты никуда не пойдёшь, – ответил Юлиан.

Пенелопа схватила его за плечи.

– Отпусти его! – крикнула она. – Ты и так победил! Что ещё тебе нужно?

– Ты заставил меня страдать, – сказал Мерлин Аарону. – А я заставлю страдать тебя.

Аарон приготовился отразить магический удар, но, едва Юлиан приподнял руку, взлетел в воздух и со скоростью экспресса ударился в стену.

Пенелопа кричала что-то Мерлину, но Аарон не мог разобрать ни слова. В ушах шумело, в глазах двоилось, а голова была тяжелее мемориала Гуса Айдура. Скорее всего, были сломаны правая рука и несколько рёбер.

Аарон начал терять сознание. Это означало конец? Так бесславно он нашёл свою смерть? Пытаясь помочь всем, он проиграл самому себе?

Аарону хотелось сказать «нет» судьбе, но тяжесть головы не позволяла ему пошевелиться.

После нескольких минут забытья Аарон наконец открыл глаза. На его лбу лежала рука Пенелопы, которая, плача, не переставала молиться. Аарон чувствовал тёплый луч света, исходивший из неё.

Это был прощальный подарок.

Когда Пенелопа убрала руку, в глазах Аарона всё ещё расплывалось, но он мог рассмотреть очертания её лица.

– Спасибо, – прошептал он. – Ты во второй раз спасла меня.

Безумно хотелось пить.

– И в последний, – равнодушно ответила Пенелопа, после чего лёгкий тон сменился грозным криком. – А теперь убирайтесь отсюда! Оба! Больше никогда не хочу вас видеть!

12 глава. (Не) законченное дело

– Знакомые всё лица, – равнодушным и скучающим голосом произнёс Ганс Сорвенгер, когда Юлиан зашёл в лавку.

Обстановка не изменилась – оставалась такой же невыносимо красочной и раздражающей.

– Доброго дня, – так же равнодушно ответил Юлиан и осмотрелся по сторонам.

Среди прилавков он искал взглядом нечто, напоминающее легендарную вазу Артемиды, но найти не мог. Возможно, Сорвенгер успел продать её. Это очень сильно расстроило бы не только Юлиана, но и старшего брата хозяина «Аттилы».

– Что ищете в этот раз? – спросил Ганс. – «Кольт Уокер»? «Откровения Меркольта»? Историю моей родословной?

Отчего-то Юлиана забавляла эта обоюдная ненависть.

– Вазу Артемиды, – спокойно, как бы невзначай, произнёс он. – Хочу купить её.

Сорвенгер не стал скрывать своего удивления.

– Серьёзно? Вы? А вам известно, сколько она стоит?

– Да, – приблизился Юлиан к прилавку. – Пятьсот марок.

Ганс протяжно засмеялся.

Каждый из братьев Сорвенгеров был мерзок по-своему. Старший заставлял себя ненавидеть своими преступлениями, всемогуществом и хитростью – он был эдаким неуловимым змеем, который выйдет победителем из любой передряги. Младший же вызывал отторжение исключительно своим поведением – нарочито некультурным и преисполненным ненавистью ко всем, кто находился рангом ниже него.

Юлиану сложно было сказать, что хуже. Но не мог отрицать, что диалог с Якобом у него складывался куда лучше.

– Пятьсот марок? – уточнил Сорвенгер. – Я не ослышался? За пятьсот марок я могу продать вам этот замечательный сборник Шекспира. Или музыкальную шкатулку. Что выберите?

– Два месяца назад вы купили это вазу за пятьсот марок.

Сорвенгер натянуто улыбнулся. Судя по его глазам, сказанное Юлианом было правдой.

– Неважно, за сколько я её купил, – не убирая улыбки, сказал он. – Важно, сколько она стоит на самом деле.

– Сколько же?

– Пятнадцать тысяч. Но для вас, как для постоянного клиента, который до сих пор ничего у меня не купил, цена составит всего лишь десять.

Активы Юлиана были примерно в десять раз меньше.

– Выходит, вы надули того, кто вам её продал? – спросил он.

– Надул? Что за неприятные слова? Я дал мальчику ровно столько, сколько ему было нужно.

– Ему было нужно гораздо больше.

– Он не знал настоящей ценности этого артефакта. По слухам, её правильное применение поможет раскрыть все тайны вселенной. Древние знания, что в ней хранятся, таят в себе ответы на все вопросы, над которыми учёные ломают головы не одну сотню лет. Частицы Гольдштейна. Правда о Боге. Многослойность бытия. Вы считаете, это стоит пятьсот марок?

Юлиану хотелось плюнуть прямо на стол.

– Я считаю, что это не более, чем легенда.

– Другие думают иначе. Если я не отдам вам её за десять тысяч, то вскоре продам за все тридцать. Покупателей, готовых заплатить за эти знания любые деньги, куда больше, чем вам кажется.

– Именно поэтому она уже два месяца пылится у вас?

Сорвенгера сложно было загнать в тупик. Этим он походил на своего брата.

– Я не тороплюсь, – сказал он. – Но своё слово сказал. Хотите забрать её – отдавайте десять тысяч. Это особая привилегия, соглашайтесь.

Юлиан не сомневался, что Сорвенгер отлично понимал, что таких денег у него нет. Он попросту издевался – другие мысли не приходили в голову.

– Зайду позже, – произнёс Юлиан. – Если вы никуда не торопитесь, то дадите мне время подкопить.

Сорвенгер кивнул.

Юлиан был немного расстроен, но до состояния отчаяния было очень далеко. Важнее всего было то, что он узнал, где эта ваза находится, а остальное было лишь делом времени. Для Рейнхардта не составит никакой сложности забрать вазу у брата. Неважно – путём покупки или насилия.

Юлиан хотел, чтобы всё это скорее закончилось.

Выходя из «Аттилы», он бросил взгляд на окно, находившееся прямо напротив рабочего места Сорвенгера. Хозяина лавки больше не было видно – вместо него прямо на столе с гордым видом восседал крупный, серый и пушистый британский кот.

Жалел ли Юлиан о том, что произошло прошлой ночью возле дома Пенелопы? Однозначно. Поступил бы так же, если бы появилась возможность пережить этот момент ещё раз? Скорее всего.

Юлиан был очень зол тогда. Настолько зол, что и не предполагал, что такое возможно. Но им не овладевал демон и в нём не пробуждалась вторая личность – это был он сам. Юлиан помнил всё в мельчайших подробностях и отдавал себе отчёт в действиях. И мысли были его