class="p1">Юлиан плохо помнил тот вечер, потому что был пьян. Именно тогда он столкнулся лицом к лицу со своим двойником, потерпев от него поражение. Глупо было полагать, что он явился туда просто так – блеснуть своё удалью или запугать Юлиана.

Не было ни огненного, ни ледяного элементалей – доппельгангер сработал крайне тихо.

– Всего-навсего лишился Проксимы? – непринуждённо спросил Юлиан. – Дайте ему того же лекарства, что и Йохану с Хелен? Посмотрите на свою дочь – она живёт и процветает!

По взгляду фрау Бергер Юлиан понял, что сказал что-то лишнее.

– Посмотри в мои глаза, – произнесла она. – Думаешь, если это работало, я бы не попыталась?

– Почему это не работает? В чём разница?

– В возрасте. Хелену и Йохану по восемнадцать лет, а мистеру Глесону – пятьдесят три. Их организмы ещё находятся на стадии развития, поэтому подобные лекарства могут их обмануть. Тело же Глесона отторгает этот препарат.

– Глупость. Он не настолько стар.

Юлиан почувствовал, что начал дрожать. Судьба играла с ним очень жестокую игру, с каждым разом подкидывая всё более и более сложные задачи, но не предоставляя инструкции по их выполнению.

– Достаточно того, что он взрослый, Юлиан. Его организм не принимает эта лекарства. Что ещё ты хочешь услышать от меня.

– Так попробуйте другие лекарства!

Видимо, таблетка для успокоения ничем ему не помогла. Фрау Бергер стоило угостить Юлиана более мощным снадобьем.

– Их нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно.

– И что? Будем смотреть, как он умирает?

Лицо фрау Бергер стало каменным. В подобном ракурсе прослеживалось её сходство с Хелен – когда младшая Хелен злилась, она выглядела точно так же.

– Будем надеяться, что его организм справится, – едва шевеля губами, ответила она. – Он очень крепкий для такого возраста.

– Вы пустите всё на самотёк?

– Мы и так делаем больше, чем можем! Я не понимаю вашей привычки обвинять во всех бедах врачей! Мы спасаем ваши жизни, напрочь забыв о своих, но, едва что-то идёт не так, как мы становимся едва не врагами общества! Думается, мне стоило выбрать другую профессию.

– Простите, фрау Бергер. Я не хотел оскорбить вас.

Ей тоже следовало принять какую-нибудь таблетку. Или выпить половину бутылки добротного виски.

– Вы видите в нас бездушных тварей, – сказала она. – Но не знаете, что каждая наша неудача сродни потери близкого человека.

– Я всё понял, фрау Бергер. Надеюсь, вы сможете помочь Уэствуду.

– Я не его лечащий врач. Но мои коллеги сделают всё возможное. Не сомневайся в нашем профессионализме.

Юлиан не сомневался в фрау Бергер, потому что полностью доверял её дочери. Но делать ставку на людей, которых совсем не знал, не стал бы.

– Если у вас не выйдет, я верну ему Проксиму, – уверенно сказал он. – Как и вы, сделаю всё возможное.

Марта Бергер вновь посмотрела на Юлиана, как на ребёнка, который делает громкие заявления, но выглядит глупо. Возможно, он и являлся тем самым ребёнком, который ещё не знает, как устроена жизнь. Им, взрослым, виднее.

– Проксиму нельзя вернуть, – произнесла фрау Бергер.

– Её не просто так похищают. Три человека подряд – это совпадение? Кому-то нужна эта Проксима. Вы же не думаете, что это делается с целью развлечения? Кто-то держит её у себя, а значит, мы сможем отобрать её.

Марта Бергер недоверчиво покачала головой. Юлиан и не рассчитывал на понимание с её стороны, ибо она была чрезмерно нормальной и думала мозгом, а не импульсами. Она никогда не стала бы искать теории заговоров и некий разумный умысел.

Возможно, и Хелен ожидает такое будущее. Но оно ещё не наступило, а значит, Юлиан целиком может положиться на неё.

Чем больше негатива происходило в жизни Юлиана, тем больше он начинал ценить Магдалену. В отличие от остальных, она не давала ни одного повода для того, чтобы разочаровать. Порой Юлиану казалось, что он не заслуживает той любви, что она преподносит ему, и видел в этом некий подвох.

Он не считал себя ни таким красивым, как она, ни таким харизматичным. И, тем более, в Юлиане не прослеживалось и толики того таланта которым обладала Магдалена – она превосходно рисовала, хорошо писала и вполне сносно пела. Юлиан же выше всяких похвал умел ныть, нервничать и отчаиваться.

Говорят, что противоположности имеют свойство притягиваться, но чаще это касалось другого – большого и маленького, доброго и злого, чёрного и белого. Сочетание же прекрасного и ужасного было попросту глупым.

В ответ на эти слова Магдалена бралась доказывать Юлиану, что он самокритичен. Она утверждала, что он куда умнее её и обладает не только безупречными чертами лица, но и настоящим мужеством. Магдалена любила его растрёпанные волосы так же, как их ненавидели остальные. Обожала его отнюдь не мускулистое тело ровно так же, как он его и стеснялся.

Юлиан же мало что говорил ей касательно её внешности. Он наслаждался ей столько времени, сколько мог, и это было важнее любых слов. Магдалена понимала это не хуже его, ибо между ними уже выработалась невербальная связь.

Воскресным утром она разбудила его в девять утра. Юлиан, который был решительно настроен долго и крепко спать, сначала был недоволен, но, выпив кофе, смирился.

Яркое солнце било в глаза через окно, заставляя зажмуриться.

– Ты очень милый, когда сонный, – сказала Магдалена после того, как добрых полминуты всматривалась в его глаза.

То, что из других уст звучало бы как лесть, в этот раз казалось чистой правдой. Если Магдалена и лгала, то делала это крайне искусной.

– Если бы ты дала мне выспаться, не пришлось бы на него смотреть, – отмахнулся Юлиан.

Он схватил Магдалену за спину и, аккуратно положив на кровать, завис над ней. Он попытался поцеловать её в надежде на то, чтобы продолжить незаконченное ночью, но она убрала голову в сторону.

– Давай хотя бы однажды начнём утро с завтрака, – неуклюже вырываясь, произнесла она.

Юлиан и не держал её. Но был слегка огорчён.

– Это что-то новое, – ухмыльнулся он.

– Не стоит бояться перемен.

Юлиан отпустил руки, что позволило Магдалене встать с кровати. По своему обыкновению, она вновь была одета в одну лишь белую футболку на два размера больше, чем следует.

Это безумно возбуждало Юлиана и заставляло превращаться в настоящего зверя. Но события, произошедшие у дома Лютнеров, заставляли его держать себя в установленных самим же собой рамках приличия.

– Ты сколько яиц будешь? – уже из кухни спросила Магдалена.

– Два… Или три. Я понятия не имею, из скольки яиц состоит порция.

– А бекон?

– Чем больше, тем лучше.

Подобный