Что-то про безумие.

– Вот уж нам чего не хватало. Свихнувшихся оперативников.

Медик взял со стола детектор чар, на пробу постучал пальцем по его кончику – щуп мгновенно осветился нейтральным серебристым сиянием – и протянул Верховскому. На прикосновение пациента штуковина отреагировала бурно: ярко-рыжие сполохи мешались с непроницаемой чернотой. Вряд ли это хороший симптом.

– Вас нежить должна бояться, – зачем-то заметил врач. – Такой выраженно-тёплый спектр…

– Я знал одну полудницу, которую забыли проинформировать на этот счёт, – огрызнулся Верховский. Нежить его и вправду не слишком любит – так и люди тоже. За редким исключением.

Богатырь в белом халате тяжко вздохнул.

– У нас те, кто способен справиться с полудницей, кресла в кабинетах просиживают, – проворчал он, сосредоточенно водя детектором перед лицом пациента. – А мы потом вас штопай… Тень ведь до вас не добралась?

– Держалась на отдалении.

– Ну вот… Истощения и близко нет, зато есть проклятие неясного свойства, – медик утомлённо вздохнул. – Речь шла только о безумии? Ни о чём другом?

– Да было что-то… Чего там обычно желают – счастья, здоровья, – Верховский мрачно усмехнулся. – Снять-то можно?

– Попробуем, – щуп воинственно, как рапира, взвился над головой оперативника. – Старайтесь не шевелиться.

Врач не слишком преуспел. Полчаса интенсивных манипуляций с чарами, весьма болезненных для пациента, привели лишь к тому, что смолисто-чёрный цвет на острие детектора сменился невнятно-серым. Бородач, явно вымотанный усилиями, плюхнулся на надсадно скрипнувший стул и вытер взмокшие ладони полой халата.

– Я слегка ослабил вероятности, – деловито сообщил он. – Где-то с девяноста процентов до семидесяти-восьмидесяти. Выпишу вам направление на неделю вперёд, постараемся сбить хотя бы до сорока.

– Это если я не поеду чердаком между сеансами.

– Ну, уважаемый, тут вам придётся полагаться на собственный здравый рассудок, – медик придвинул к себе блокнот и принялся торопливо в нём строчить. – Проклятия, связанные с ментальным здоровьем, как ни странно, прогноз имеют лучше, чем большинство серьёзных сглазов. Это потому, что здесь, кроме физиологии, замешана ещё и психика… Старайтесь избегать стрессов, контролируйте своё состояние. Если чувствуете, что не справляетесь с эмоциями – вот рекомендации…

Верховский недоверчиво хмыкнул, но лист взял. Дыхательные техники, несложные физические упражнения, советы отвлечься на что-то монотонное, вроде подсчёта умозрительных овец… Отличное занятие в непосредственной близости от какого-нибудь асоциального элемента. Или начальства. Неизвестно ещё, что хуже.

– Спасибо, – он сунул бумажку в карман и нехотя поднялся с кушетки.

Ему ещё предстояло тащиться в Управу и писать малоприятный рапорт. Медик бы не одобрил, но кто б его спрашивал… С одной стороны, Андрея Верховский, безусловно, выручил. С другой – кто его знает, что теперь натворит отпущенная на волю сбрендившая графиня… Умеет нежить всерьёз сходить с ума? Где-то в надзорских брошюрах писали – без особой, впрочем, уверенности – что состояние рассудка умирающего влияет на перспективы возможного посмертия. Но тогда всю нежить, за исключением той, что никогда живой не бывала, можно в полном составе записывать в пациенты психиатрического отделения. А она ведь не психованная. Непредсказуемая, чуждая человеку, хаотическая по природе своей, но никак не сумасшедшая. Просто резоны у неё свои, особые…

В кабинете скучал Витька. Его на нежить не взяли, оставили прикрывать тылы; Щукин, само собой, злился, но изо всех сил старался этого не показывать. Коллегу он приветствовал почти радостно, однако, осознав, что Верховский явился один и в дурном расположении духа, мигом посерьёзнел.

– А где все?

– В питомнике, – Верховский рухнул на стул и с неожиданным ожесточением придвинул к себе клавиатуру. – Водворяют, кого наловили.

– А ты?

– А меня прокляли.

Щукин сделал страшные глаза.

– Серьёзно? Чем?

– Идиотизмом, – огрызнулся Верховский. – Прямо при рождении. Вить, что лучше: труп или тень на свободе?

– Ну, – Щукин честно задумался, – наверное, труп хуже. Потому что это уже точно труп, а тень ещё неизвестно, натворит ли чего…

– А если она потом перебьёт половину Подмосковья?

– Тогда тень хуже. Но ведь не факт, что перебьёт.

– Так и запишем, – буркнул Верховский себе под нос.

Витька ещё немного помаялся тяжкими размышлениями и осторожно спросил:

– Тебя тень, что ли, прокляла?

– Угу. Сказала, чтоб я сбрендил. И ещё по мелочи.

– Нифига себе, – Щукин озадаченно поскрёб затылок. – Ну… Проклятие – это же вероятности, правда? То есть, может, и не сбудется…

– Медик примерно так же сказал. Либо сбудется, либо нет.

Странное дело: почему-то, несмотря на упрямые попытки сохранять невозмутимый вид, Верховский на деле всерьёз беспокоился из-за проклятия. Он привык думать, что жизнь его не имеет никакой особенной ценности – в первую очередь, для него самого. Однако с тех пор, когда это было действительно так, слишком многое успело измениться. Знать бы ещё, что именно… Отвлекшись на несколько мгновений от рапорта, Верховский прижал ладони к лицу и с силой потёр переносицу. Угнездившаяся во лбу зудящая боль от этого, кажется, только усилилась.

Отдельская дверь весело хлопнула. В кабинет влетела Сирена, напомаженная и пахнущая целым парфюмерным магазином. Верховский с трудом сдержал вздох: в последний раз он виделся с ней ещё до нового года, и