всем ветрам руины, среди которых, помнится, даже торчали хилые молодые деревца. Иллюзорный храм был заполнен людьми, лишёнными лиц; может быть, за одной из неподвижных фигур нежить прячет парализованного страхом надзорщика. Щёку ужалило мимолётное холодное прикосновение. В настоящем мире идёт снег… Верховский без особой надежды скользнул взглядом по фальшивым прихожанам. Мужик в праздничной белой рубахе, женщина в полинялом чёрном платье, высокая девушка в нелепо-роскошном наряде, мальчик в лохмотьях… У всех молитвенно сложены руки, все головы одинаково склонены, словно один и тот же человек отразился в бесконечной череде кривых зеркал, коверкающих его подлинный облик.

Но с зеркалами что-то не так.

Верховский искоса вгляделся в богато разодетую девушку. Забранное складками платье, шёлковый платок, смиренный взгляд в пол, руки затянуты в белоснежные перчатки. На ладонях по четыре пальца. Свистнула в воздухе огненная стрела; молодая прихожанка развеялась чёрным дымом за миг до того, как заклятие достигло цели. Мир вокруг болезненно дрогнул. Верховский попятился, нашаривая в кармане сигнальный амулет. Тень! С тенью ему не справиться, даже если Андрей найдётся…

Натолкнувшись спиной на тонкий ствол, Верховский без промедления поджёг деревце. Языки занимающегося пламени нет-нет да прорывались сквозь морок; жар от огня – хороший ориентир, может быть, Андрей почувствует и сообразит, что к чему… Верховский без особой надежды швырнул несколько заклятий в тёмный сгусток, стремительно мечущийся под иллюзорными сводами. Нежить отчего-то его побаивается, но не настолько, чтобы пытаться сбежать.

– Уходи, – шёпот гулко раздался среди руин, смешался с потрескиванием дерева в разгорающемся огне. – Ты не нужен. Оставь его и уходи.

Нашла дурака. Сколько потребуется коллегам, чтобы сюда добраться?.. Всяко больше, чем ему – чтобы сдохнуть. К лешему панику, надо думать! Тень тут засела вопреки всем разумным соображениям; её не видели, по меньшей мере, лет пятьдесят – именно на столько простирается документированная история наблюдений. Что-то её тут держит. Если бы не морок, соображать было бы легче…

– Уходи, – настойчиво повторила нежить.

Как только, так сразу, милая… Верховский огляделся по сторонам, лихорадочно ища озарения. Может, морок – это и неплохо. Может, морок – это ему на руку… Вокруг – чужая память, осколки личности той, что после гибели обернулась смертельно опасной тварью. Графиня, сумасшедшая московская барышня, не пережившая расставания с возлюбленным… Что не даёт ей забыть себя? Не люди – людей давно нет. Не иконы и не подсвечники – они кажутся плоскими и смазанными, неважная деталь антуража. Хорошо видна золочёная решётка алтаря и резные двери за ней; их тень отлично запомнила. Долго, видать, смотрела. Может, молилась о чём-нибудь, а может, чёрт знает, тайком тут обвенчалась со своим красавцем… Спотыкаясь о валяющиеся на земле кирпичи, Верховский бросился через длинный зал. По ушам хлестнул бесплотный панический крик.

– Оставь!.. Оставь, не смей!..

Значит, правильно. Значит, есть там что-то, что пережило десятилетия разрухи и до сих пор осталось целым… Всё тело пронзила ноющая боль: нежить решила-таки отбиваться, хоть и делала это явно неумело. Она всё ещё мнит себя человеком, она не научилась быть тенью… Хорошо…

– Да будь ты проклят! – заверещала тварь откуда-то из-под потолка – то есть из-под давно обвалившейся крыши. – Чтоб тебе потерять и силы, и рассудок… Чтоб умереть на пороге своего торжества… Чтоб счастью твоему не сбыться, а сотворённому тобой пойти прахом…

Руки наткнулись на холодные четырёхгранные прутья. Решётка! Неведомо как не утащенная на металлолом за годы запустения, почти невредимая… Впрочем, неудивительно, если здесь обитает такая жуть. Не обращая внимания на горестные стоны нежити, Верховский все силы, какие только у него оставались, вложил в несложное, но мощное заклятие. Металл мгновенно разогрелся, обжигая ладони. Решётка медленно таяла где-то там, за гранью фальшивой реальности, и вместе с ней таял морок. Верховский отступил на несколько шагов, вновь зажигая над ладонью пламя. Нежить бросится на него, как только поймёт, что к чему. Или нет – удар окажется достаточно сокрушительным, чтобы надёжно её отвлечь…

Проглянуло сквозь мираж полыхающее деревце. Чёрная тень со стоном метнулась в серое небо, навстречу лениво сыплющимся снежинкам. Морок стремительно распадался. Верховский увидел лужицу расплавленного металла, проплавившую наст до самой земли. Исчезли со стен иконы и росписи, лишились стёкол оконные проёмы. Вернулось запустение, такое понятное, такое настоящее…

И лишь когда сгусток тьмы растворился в низко нависающих тучах, Верховский понял, что натворил.

– Андрей! – окликнул он, тяжело дыша. – Андрюха! Второй пароль – «прогноз погоды», отзовись!

– «Проливные дожди», – послышалось откуда-то из-за спины.

Верховский рывком обернулся, в два торопливых шага преодолел расстояние до широкой кирпичной арки. Надзорщик неподвижно сидел на мёрзлой земле под купольным сводом. Вид у него был измученный.

– Андрей, – Верховский склонился над напарником, забросил себе на плечи его безвольно свисающую руку, – я напортачил. Я ужас как напортачил. Я тень отвязал.

Надзорщик поднял на него мутный взгляд. Губы его болезненно дрогнули.

– Вызывай… всех, – с трудом проговорил он. – Скажи… Че-эс. Пусть… ловят…

Да, пусть ловят аморфную тварь. Обозлённую, растерянную, стремительно утрачивающую последние человеческие черты. Выругавшись сквозь зубы, Верховский потянулся за рацией.

***

– Да-а-а, уважаемый, знатно вас приложили…

Дюжий эскулап задумчиво поскрёб окладистую бороду. По правде говоря, он больше походил на бывалого санитара жёлтого дома, чем на специалиста по проклятиям. Озадаченно хмуря кустистые брови, он пошевелил в воздухе пальцами, словно перебирал невидимые струны. Верховский бесстрастно наблюдал за медицинским светилом и чуть-чуть жалел, что ему не хватает умений видеть налипшие на тело чары.

– Вы запомнили формулировку? – тягучим басом осведомился врачеватель.

– Не особо, – сухо признался Верховский. –