– Значит, есть опора для рук и ног.

– Для рук и ног.

– Ничего не выйдет.

– Без шансов.

И они осторожно вернулись туда, где ждали остальные. Подойдя к Плаксе Хват, Мортари потер свою похожую на морду терьера физиономию, почесал за ухом, облизал губы и наконец сказал:

– Ничего не выйдет.

– Ничего не выйдет, – повторил Ле Грутт, блеснув большими зубами.

– Если только Барунко не сумеет подбросить нас повыше, к одной из тех пик, – уточнил Мортари.

– Ухватить труп за ногу и надеяться, что она не оторвется, – добавил Ле Грутт.

– Мимо всех тех…

– Опор для рук и ног.

Вздохнув, Плакса Хват повернулась к Барунко:

– Ну?

– Подбросить? Я могу. Только дай, что именно.

– Тебе нужно подбросить Мортари, – объяснила Плакса. – К одной из тех пик.

– Пик?

– Которые на стене.

– На стене?

– Вон там, – показала она.

Барунко огляделся вокруг.

– Стена? – проворчал он. – Покажи.

Симон Нож сплюнул на засаленные булыжники.

– Есть одна проблема, – заметил он.

– В чем проблема, Симон? – прошипела Плакса. – Он же сказал, что сумеет.

Вытащив кинжал, Симон ткнул им в сторону Барунко.

– В те времена, когда Пятерка наводила ужас на городских богачей, – проговорил он, – наш силач еще мог видеть дальше собственного носа. Но теперь…

– Не важно, – возразила Плакса. – Просто покажем ему нужное направление. Как в прошлый раз…

– Ага, – усмехнулась Лурма Спилибус, – в прошлый.

– Мы остались живы! – бросила Плакса; схватив Барунко за руку, она потащила его к выходу из переулка. – Смотри, – сказала она. – Хватаешь Мортари и бросаешь его как можно выше, понял?

– Бросить Мортари, – кивнул Барунко. – А где он?

– Я тут…

Развернувшись, великан схватил Мортари и швырнул его через улицу. Тот с сочным шлепком ударился о дворцовую стену и безвольно свалился на булыжники.

– Нет, – сказала Плакса, – слишком рано. Ле Грутт, иди сюда. Барунко, пусть Ле Грутт возьмет тебя за руку… вот так. Он поведет тебя к стене. Когда ты окажешься там, подбросишь его вверх. Прямо вверх. Понял?

– Понял. Покажи мне стену. Где Ле Грутт?

– Он держит тебя за руку, – ответила Плакса. – Давай, Ле Грутт, веди его туда, и побыстрее.

К ней подошла Лурма, глядя, как Ле Грутт тащит Барунко к стене, у которой лежало неподвижное тело Мортари.

– Плакса?

– Что?

– Пойду разведаю, что там слева. Кажется, я что-то видела.

– Давай, только незаметно.

– Не стоит меня опекать, Плакса, – нахмурилась Лурма, бросив на нее косой взгляд.

Пожав плечами, Плакса посмотрела вслед скользнувшей через улицу Лурме, а затем вновь переключила внимание на Ле Грутта и Барунко.

Симонденалиан подобрался поближе к ней, играя одной рукой с ножом.

– У Барунко не только зрение плохое, – заметил он.

Плакса Хват повернулась к нему:

– Только и умеешь, что критиковать других, Симон. Терпеть этого не могу.

– Что? Да он башкой двери разбивает!

– И не было ни одной двери, которую не смогла бы разбить его башка!

Подойдя к стене, Ле Грутт расположил Барунко под одной из пик, в высохшей луже того, что натекло из насаженного на нее трупа, и что-то прошептал силачу на ухо. Кивнув, Барунко крепко схватил Ле Грутта и рывком швырнул его вверх.

Ле Грутт пролетел мимо пики, отчаянно пытаясь уцепиться за стену, а затем соскользнул вниз. Пика пронзила его левое бедро, остановив падение, и он начал судорожно корчиться рядом с полуразложившимся трупом.

– Идем, – прошипела Плакса, и они с Симоном поспешили к Барунко.

Силач присел в воинственной позе.

– Я сделал все как надо? – спросил он. – Я слышал крик! Он держится?

– Можно и так сказать, Барунко, – ответил Симон.

Мортари внезапно застонал и медленно сел. Голова его настолько распухла сбоку, что казалось, будто из его щеки и виска пытается пробиться наружу еще одна голова.

– Что это на меня капает? – осведомился Барунко.

– Наверняка Ле Грутт, – сказал Симон. Он выронил нож, и тот воткнулся в его правую ступню, пробив кожу ботинка и все прочее, пока не застрял в подошве. Симон уставился на свое подрагивающее оружие. – Проклятье, до чего же больно!

– Хватит дурачиться, Симон, – прошипела Плакса. – Барунко, это был хороший бросок. Честно. Он просто повис на пике. – Прищурившись, она взглянула вверх. – Похоже, теперь пытается освободиться.

Мортари встал, опираясь на стену.

– Щенки, – сказал он. – Никогда не думал, что она ощенится. Следовало догадаться по тому, как она постоянно крутилась под ногами.

К ним присоединилась Лурма Спилибус.

– Я нашла старые боковые ворота, – сообщила она. – И вскрыла замок. Путь свободен.

– Отлично! – Плакса снова повернулась к Барунко. – Барунко, теперь забрось туда Мортари, чтобы он мог помочь Ле Грутту слезть с той пики.

– Забросить Мортари, – кивнул великан.

Плакса толкнула Мортари в огромные руки Барунко:

– Вот он…

Барунко швырнул его вверх.

Послышался глухой удар, скребущий звук, а затем вскрик.

Отойдя чуть дальше от стены, Плакса взглянула вверх, затем уперла руки в бока и сказала:

– Что ж, хороший бросок. Симон, вытащи нож из ноги, ты следующий.

Посол Офал Д’Нит Флатрок крадучись вышел через задние ворота посольства в переулок. Было темно – именно так, как ему нравилось. Сгорбившись в своем черном плаще из змеиной кожи, он бросил взгляд вдоль переулка. Из кучи мусора на него смотрела тощая кошка, шерсть на спине которой медленно вставала дыбом. Встретившись с взглядом ее горящих глаз, Офал высунул язык и моргнул.

Кошка бросилась наутек, разбрасывая сухие листья и шелуху.

Офал углубился в тень, прижавшись к стене и тихо ступая по грязным булыжникам широкими, лишенными ногтей босыми ногами. К королевскому дворцу имелся один путь, целиком состоявший из переулков и неосвещенных участков улицы, которым Флатрок за десять с небольшим лет – именно столько времени он пребывал в качестве посла в городе Фарроге – много раз пользовался. Он рассчитывал, что никого не встретит, но могло случиться всякое. Впрочем, Офал давно привык к тому, что один лишь его вид внушает страх местным жителям. Репутация, которой пользовался единственный посол Кошмарии, имела свои преимущества.

Его посольство действительно было единственным, исключительно вследствие близости Фаррога к Горному королевству. Как правило, его народ избегал контактов с соседними владениями. Подобная близость часто порождала презрение, и история знала множество примеров, когда гостеприимные королевства в конечном счете приходили в культурный упадок и моральное разложение, что неизбежно заканчивалось потерей самоидентичности.

Любая торговля строго запрещалась. Ни один чужеземец не мог проникнуть в королевство за пределами факторий, расположенных вдоль границ на одной из семи горных дорог. Земли по обе стороны от горных дорог представляли собой лабиринт ущелий, отвесных утесов и расселин, и даже там стояли