которым можно было бы судить о том, что здесь прошли индейцы. Вдруг лицо его прояснилось, послышалось радостное восклицание:

— Наконец-то! Слава Богу!

— Что такое, Гаспар? — спросили оба молодых человека.

— Карамба, сеньоры! Следы разбойников! Посмотрите-ка! Видите, здесь они останавливались!.. А вон место, откуда они уехали. А… теперь все понятно! В этом самом месте негодяев застигла та буря, которая загнала нас в пещеру! Надо поискать, не найдем ли еще каких-нибудь признаков, по которым повернее можно было бы определить, когда они отсюда уехали!

С этими словами он соскочил с лошади и начал рассматривать следы.

Людвиг и Циприано также заметили следы. На земле, на большом пространстве, виднелись следы, оставленные лошадиными копытами. Немного дальше следы смешивались и, наконец, шли дальше по узенькой тропинке, точно всадники проехали здесь друг за другом, по два в ряд. В том месте, где земля была больше всего утоптана, следы разделялись, перекрещиваясь во всех направлениях, очевидно, отряд делал здесь продолжительную остановку; но там, где следы смешивались, они все шли к одному месту. Все это ясно отпечатывалось на густом слое пыли, превращенной дождем в грязь. Не оставалось ни малейшего сомнения: индейцы Чако проходили здесь в то время, когда начиналась тормента, и, застигнутые бурей, останавливались здесь переждать ее, а затем сели на лошадей и отправились дальше.

Одного взгляда довольно было для Гаспара, чтобы понять, в чем дело; с седла же он сошел для того, чтобы посмотреть, не увидит ли он среди всех этих следов отпечаток копыт маленькой лошадки, на которой ехала дочь его хозяина.

Циприано и Людвиг также принялись рассматривать следы.

Глава XV

НАЙДЕННЫЙ СЛЕД

В продолжение нескольких секунд господствовало глубокое молчание; каждый из путешественников, наклонившись к земле, разглядывал следы; наконец голос молодого парагвайца первый нарушил тишину.

— Я так и знал! — произнес он, как будто нашел объяснение тайны или доказательство своего сомнения.

— В чем дело, Циприано? — спросил Людвиг, который был недалеко от него.

— Вот следы лошади Франчески!

— Ты в этом уверен?

— О да! Я узнал бы их из тысячи других!

— Ваша правда, — сказал гаучо, взглянув на указанное место, — нет сомнения, это отпечаток копыт пони сеньориты Франчески.

— А вот еще кое-что! — воскликнул вновь Циприано, глаза которого загорелись огнем. — Посмотрите-ка!

И он поднял конец ленты, запачканной грязью и лошадиными копытами. Циприано сразу узнал эту ленту, которую Франческа носила на голове; это был обрывок банта, которым она завязывала концы своих длинных кос.

— А? Что вы на это скажете? — снова заговорил он задыхающимся от ярости голосом. — О, Матерь Божья! Я этого и ожидал. Все, что я тебе говорил, Людвиг, оказывается, правда!

Этот внезапный взрыв гнева вызван был в Циприано обрывком красного пера, поднятым им в луже. В пере еще виднелось отверстие — след иголки, которой пришивалось это украшение к одежде индейца. По всей вероятности, обрывок принадлежал плащу из перьев индейского предводителя и оторвался во время бури.

Циприано знал еще больше. Ему был известен владелец плаща, и он отлично помнил, что видел такой плащ на плечах Аг-вары, поэтому в нем ни на минуту не оставалось сомнения, что перо принадлежало не кому иному, как вождю товасов. Итак, его предчувствие оправдалось. Его спутникам оставалось только поверить подозрению, высказанному им еще в начале путешествия.

Теперь не только Циприано, но и Людвиг убедился, что они открыли виновника ужасного преступления.

Людвиг, веривший до этой минуты в преданность Нарагуаны его отцу, был положительно уничтожен этим доказательством измены старого вождя или его сына, что, в сущности, было одинаково.

— Да, — сказал Циприано, — двойное преступление, совершенное ими, ужасно; просто не верится этому, а между тем это именно так. Бог не оставит этого преступления без наказания. А теперь на коней! Мы не должны отдыхать ни минуты, пока не настигнем их и не воздадим им должного по закону справедливости.

— Да, едем, — воскликнул Людвиг в свою очередь, — нечего терять время!

Напрасно Гаспар говорил им, что если верно предположение Циприано и молодой вождь действительно намерен сделать Франческу своей женой, то ей не грозит ни малейшей опасности до тех пор, пока не будут выполнены все необходимые в таких случаях обряды, которые требуют довольно продолжительного времени. Но слова верного гаучо не могли успокоить молодых людей.

Для большей ясности рассказа нам пришлось покинуть похитителей Франчески и пленницу, теперь же мы оставим пока гаучо и его товарищей продолжать свой путь и возвратимся немного назад, чтобы объяснить причины, вызвавшие убийство Хальбергера.

Поступок молодого вождя товасов совершенно ясен: он похитил бледнолицую девушку, желая сделать ее царицей своего племени. Без сомнения, он был свидетелем убийства отца той, которая должна была сделаться его женой, но прямого участия в выполнении этого злодеяния он не принимал. Виновником был ехавший рядом с Агварой бледнолицый, вооруженный копьем, острие которого еще хранило на себе следы недавнего преступления.

Индейцы звали его «проводником», настоящее же его имя было Рубино Вальдец. Он тоже был парагваец по рождению. Для объяснения его отношений к индейцам и мотивов, почему он совершил это преступление, нам нужно вернуться к тому времени, когда натуралист под покровом ночи бежал от козней парагвайского диктатора. Свидание, происходившее тогда между Франсиа и его приверженцем Рубино Вальдецем, объяснит всю эту историю.

Дело происходило приблизительно неделю спустя после бегства Хальбергера из Асунсьона.

— Ваше превосходительство приказали мне явиться к вам, — сказал Вальдец, — я жду ваших приказаний.

— Нужно немедленно отправиться на поиски беглеца. Я говорю о Людвиге Хальбергере. Могу ли я рассчитывать на вас, что вы найдете способ захватить непокорного?

— С разрешения вашего превосходительства, я постараюсь исполнить это поручение, но свет велик, и я думаю, что настичь его будет нелегко.

— Это уж дело ваше, Вальдец!

— Если только я буду в силах довести